Капитан испанского галеота «Сантиссима Тринидад» Диего де Паскуальгранде был отважен и опытен. Когда «Агреабль» с «Весёлым Роджером» на гафеле начал приближаться, дон Диего искусным манёвром обошёл корсаров с наветренной стороны и приказал канонирам правого борта бить по палубам вражеского корабля, где стояла наготове абордажная команда. Пираты вовремя совершили поворот и не получили серьёзного ущерба: ядра просвистели сквозь такелаж.

Одним из преимуществ баркалона была его способность быстро идти против ветра курсом крутой бейдевинд. «Агреабль» с сильным креном, вспенивая волны форштевнем, обошёл противника с наветренной стороны, перехватил оперативный простор и подошёл вплотную прежде, чем испанские артиллеристы левого борта успели взять прицел. Лоренс перескочил на галеот, как только корабли соприкоснулись бортами, увидел направленные прямо на него мушкетные стволы, бросился ничком, перекатился по палубе и ввязался в рукопашную схватку. Через несколько секунд пираты посыпались на испанский корабль по всему борту, крича, стреляя из пистолетов и размахивая абордажными саблями. Де Графф, счастливо избежав пуль и сабель, пробился сквозь всё это побоище на корму и с налёту ударил испанского командира локтем в лицо. Тот отлетел к фальшборту, Лоренс прыгнул следом, заломил ему руку и вынудил опуститься на колени. Следуя за ним, перескакивая через раненых и убитых и отвешивая тумаки на обе стороны, огромный матрос Филлипс подбежал к флагштоку и спустил кастильское знамя. На этом сопротивление испанцев было сломлено, солдаты на палубе бросали мушкеты и сдавались в плен.

Флибустьеры сразу прекратили драку, деловито обшарили корабль и перетащили в свои трюмы индиго 18 , табак и серебряные слитки. Трое пиратов получили достаточно серьёзные пулевые ранения, их перенесли на «Агреабль» на руках. Лоренс обратился к Пьеру с просьбой оказать им медицинскую помощь. Молодому лекарю ещё не доводилось лечить огнестрельные раны, но он охотно согласился расширить свою практику, попросил вскипятить котелок воды и занялся извлечением пули, которая застряла в бедре у рулевого по имени Жано. Пьер справился на удивление быстро: вытащил пулю, промыл рану, закрыл её лепёшкой из каких-то измельчённых трав и наложил повязку. Так же успешно он оказал помощь другим пострадавшим, но строго предупредил каждого, что не менее недели им необходимо соблюдать покой и не беспокоить раны. К тому моменту, когда «Агреабль» прибыл на Тортугу, раненые уже уверенно шли на поправку, в то время как раньше им пришлось бы валяться с лихорадкой и гадать: получится выжить или нет. Пьер получил от команды тьму похвал и прозвище «Король», или «Людовик», в знак признания его исключительных заслуг. Впоследствии все его звали именно Людовиком.

Четверых ремесленников пираты отпустили на берег, выделив каждому по тридцать реалов, помимо их собственных средств. Этого им должно было хватить на первое время, пока не найдут себе работу. А Пьера-Людовика де Графф удержал до раздела добычи, заплатил ему обещанные три доли и отпустил, повторив своё предложение поступить к ним в команду, если работа на берегу не заладится.

На Тортуге де Графф нанёс визит в губернаторский дворец и обнаружил, что д`Ожерона отозвали во Францию, а его место занял временно назначенный губернатором маркиз Жан-Поль Тарен де Кюсси. Новый глава острова намекнул, что назревают большие перемены: господин д`Ожерон был лоялен с флибустьерами, и это перестало устраивать французское правительство. Впрочем, д`Ожерон был прежде всего реалистом, отлично знакомым с нравами Вест-Индии. Он не пытался повлиять на обстоятельства непреодолимой силы, каким было пиратство, но стремился смягчить местные нравы и постепенно направить энергию людей на мирный труд. Де Кюсси был назначен на этот пост с условием проведения крутых перемен, однако, как и д`Ожерон, он прекрасно знал реальную обстановку. Он считал, что жёсткие меры в отношении пиратов недопустимы, нужно действовать убеждением и предлагать альтернативу флибустьерству. В беседе с де Граффом он взял на себя смелость дать господину капитану совет подумать о смене деятельности и стать плантатором. Но его предложение принесло не тот результат, к которому стремился губернатор: де Графф удвоил свою пиратскую активность, ему понравилась идея приобрести плантацию, но для покупки земли требовались немалые средства, не говоря уже о её освоении.

Он знал, как поступали бедняки: сколачивали сообщество из двух-трёх человек, в складчину или в долг покупали мотыги, лопаты, топоры и прочее. На выбранном участке в первую очередь вырубали и сжигали кустарник, вскапывали огород и сажали скороспелый сорт фасоли. Потом из крупных стволов деревьев строили дом и, надрываясь, распахивали землю под плантацию. На небольшом участке сажали рассаду табака, а когда она начинала ветвиться, пересаживали её на основное поле. Одновременно выращивали фасоль, картофель, маниоку, маис, и налаживали контакты с буканьерами, которые снабжали плантаторов мясом в обмен на табак.

Работы на табачных плантациях хватало. Частенько на растения нападали жирные зелёные гусеницы размером с палец, в такой оказии нужно было срезать все заражённые ветки и сжечь. В случае засухи плантаторы до бесконечности носили воду и каждый вечер поливали своё поле. Табак не переносит соседства других растений, поэтому все сорняки сразу удаляли. Когда кусты достигали в высоту полуметра, плантаторы собирали первый урожай. Стебли вместе с листьями подсушивали в специальных хижинах, затем обрывали листья, скручивали их и сушили до нужной кондиции. Это работой занимались особые люди, которым больше ничего не поручали. Урожай собирали четыре раза в год, срывая с одних и тех же кустов новые побеги. Когда плантация начинала приносить прибыль, фермеры могли нанять слуг или купить рабов, и уж тогда выжимали из них все соки, зарабатывая себе и своим потомкам самую скверную репутацию. Де Графф не желал идти по этому пути. В свои двадцать три года он рассуждал, как опытный бизнесмен: хотел сразу начать дело с размахом, применять технологии орошения, закупить рабочий скот и более бережно относиться к дорогостоящим рабам, которые, по его мнению, должны были заниматься только квалифицированным трудом.

Идея стать плантатором стала его мечтой, дело было за малым: где взять необходимую сумму. Захват мелких судёнышек не приносил удовлетворительного результата, явно нужно было увеличивать масштабы деятельности. Чтобы иметь возможность атаковать более серьёзных противников, де Графф объединился с несколькими голландскими капитанами: Михилом Андриессоном, Янки Виллемсом, Якобом Эвертсоном, а самого известного из его новых союзников звали Николас ван Хоорн. Это был коренастый мужчина в возрасте около пятидесяти лет, популярный в пиратском сообществе благодаря своей отваге, изобретательности и способности ввязываться в самые невероятные авантюры.

В начале своей морской карьеры ван Хоорн был просто искусным рулевым. Затем он купил каперское свидетельство, но у него не было денег, чтобы приобрести и вооружить боевой корабль. Поэтому он раздобыл старый рыбацкий баркас, посадил на него отчаянный экипаж из полусотни разбойников и умудрялся без артиллерии захватывать крупные трофеи. Это была очень смелая и умная идея: рыбацких судов никто не опасался, их спокойно подпускали вплотную к бортам, и ван Хоорн брал на абордаж хорошо вооружённые корабли без разбору их национальной принадлежности. Вскоре он стал адмиралом целой флотилии, флагманом которой сделал 50-пушечный фрегат, который назвал в свою честь: «Сент-Николас».

Правда, ван Хоорн, помимо своих многочисленных достоинств, отличался повышенной тягой к бутылке и непобедимой жадностью. Если перед ним маячила прибыль, у него отключалась способность воспринимать любую другую информацию, из-за этого он, зачастую, терял больше, чем получал. Естественно, Николас был очень завистлив и чувствовал себя несправедливо обделённым судьбой, если видел у кого-то другого лучший, чем у него, корабль, оружие или костюм. Сам он даже в жару ходил в камзолах из самой дорогой ткани, которую только мог раздобыть, и украшал себя драгоценностями баснословной стоимости.