На уровне речи поиск слов идет внутри группы слов, близких по смыслу (а не по конкретному значению).

Если теперь, в свете наших данных, рассмотреть структуру нарушения процесса называния, то можно предположить следующее. Выше мы говорили, что процесс называния связан с процессом опознания, включающим звено сличения поступающей информации с зафиксированными в памяти следами или образами («эталонами») знакомых объектов. При этом необходима предварительная актуализация этих следов или «эталонов» (опережающее возбуждение), которая происходит путем последовательного или одновременного оживления различных следов (или систем следов), т. е. путем выдвижения и сверки гипотез. В норме весь этот процесс интериоризован, сокращен, автоматизирован и протекает вне сознания, на уровне сознания появляется лишь конечный продукт сложного процесса в виде слова-наименования опознанного объекта.

При амнестической афазии этот процесс становится экстериоризованным и развернутым, дезавтоматизированным и осознанным именно в звене оживления следов и сопоставления их с данным объектом. О том, что следы у больного оживляются и происходит выдвижение и сверка гипотез, свидетельствует вся стратегия поиска — метод перебора целого ряда слов, когда выдвигается гипотеза в виде слова и тут же отвергается, затем — новая гипотеза и появляется следующее слово в последовательном ряду и т. д.

В качестве физиологического механизма здесь можно предположить наличие сигналов рассогласования, возникающих при несоответствии поступающих сигналов и нервной модели (Е. Н. Соколов).

Правильный ответ на стимул может возникнуть только при условии совпадения закодированных в памяти отличительных признаков предмета (по И. М. Сеченову, «примет») и сигнальных отличительных признаков стимула-предмета. До тех пор пока не произойдет этого совпадения, не может произойти опознание, а следовательно, не появится и нужное слово-наименование — индикатор опознания.

Все это дает основание для предположения о том, что у наших больных процесс называния нарушается больше на уровне, обеспечивающем выбор «эталона», соответствующего перцептивному образу. Поэтому имеет место развернутый последовательный поиск «эталона», но в силу нарушения отличительных признаков «эталона» (образа-представления) сличения не происходит, а возникают слова-заменители (парафазии), соответствующие общему глобальному образу, отражающему смысл.

Если исходить из существующей в современной литературе гипотезы о том, что зрительное опознание объекта и актуализация соответствующего слова-на им снова ни я могут происходить не только путем последовательной сверки возникающих гипотез, но и путем одновременного (симультанного) включения нескольких образов-«эталонов» в ответ на возникшую гипотезу (Р. С. Никерсон, А. Я. Потапова, М. С. Шехтер и др.), то можно предположить, что у наших больных нарушается именно процессуальная сторона опознания. В этом случае можно думать, что нарушенные «эталоны» («размытые», «слабые» следы) не создают необходимых условий для симультанного процесса сверки гипотезы с рядом одновременно всплывающих «эталонов». Поэтому в нашем случае симультанный процесс сверки гипотез замещается сукцессивным. На уровне речи это нарушение находит свое проявление (свой аналог) в переборе слов-наименований.

Те случаи, когда поиск идет в семантическом поле, но не в русле категориальных связей, а в русле функциональной значимости предмета (объекта) и больные прибегают к перебору целого ряда слов и словосочетаний, обозначающих или действие самого предмета, или действие с ним, не опровергают наших утверждений. Когда больной вместо слова ручка говорит «ну, это писать, это берешь и пишешь», вместо хлеб — «это едят, это пекут, а потом едят, в магазине продают», вместо слова часы — «тик-так», «они ходят, время показывают» и т. д., то ведь эта же функциональная характеристика в одинаковой мере относится к целому ряду однородных предметов и неизвестно, какой из них имеет в виду больной (ср.: ручка и карандаш, батон и булка, часы и будильник). В, одном случае больные используют категориальный тип замены, в другом — функциональный, но в обоих случаях поиск захватывает несколько объектов, близких по смыслу, но не по конкретному значению.

Процесс называния — сложный психический процесс, и связан он с перцептивными процессами, о чем свидетельствуют и данные онтогенеза, и как всякий более высокий уровень психической деятельности не утрачивает своей связи с более элементарными уровнями. Но, будучи интимно связанной с чувственной основой, речевая деятельность взрослого человека связана с ней не напрямую, а Представляет собой, по Л. С. Выготскому, сложную иерархическую систему.

Подводя итоги, можно сделать заключение о первичном нарушении при акустико-мнестической и амнестической афазиях предметного перцептивного образа и образа-представления и о дефекте называния как вторичном нарушении. При этом нарушается лексическое значение слова, отражающее реальную предметную действительность. Известно, что в современной психологии значение рассматривается «как выработанное человечеством и зафиксированное в понятиях обобщенное отражение действительности»[123]. Если подходить к значению с этих позиций, то нельзя сказать, что понятие как категория мышления остается в этом случае сохранным. По всей вероятности, мы сталкиваемся здесь с первичным нарушением одного из видов мышления — образного мышления, поскольку образы — и продукт этого вида мышления, и одно из его средств — оказываются при этих формах афазии нарушенными.

Однако сохранность и даже усиление у этой группы больных смысла воспринимаемого или актуализируемого в образах реального мира компенсирует дефекты понимания значений, так как «смысл есть специфически человеческое функциональное образование, определяющее решение мыслительных и творческих задач»[124]. Мы думаем, что нарушения вербальных значений — их понимания и употребления — находятся в сложной, непрямой взаимосвязи с нарушением образов — и образов восприятия, и образов-представлений.

Так как образ — не отдельная единица восприятия или представления, он формируется из контекста, который предшествует его переживанию, то можно думать, что нарушения образов-представлений при афазии свидетельствуют о более глубоких изменениях в психической сфере этих больных, чем это принято считать.

Все это дает основание для вывода о том, что афазия — это не изолированное нарушение речи, а системный дефект когнитивной деятельности, связанный с нарушением и других психических процессов, и что афазия ведет к дезинтеграции всей психической сферы, в том числе и мышления.

Глава VIII. Нарушение предметных образов разной модальности у больных с афазией