Квас и пиво я решила купить в харчевне. На пробу же. Вдруг, вообще, не пойдет дело.

Кружка пива в харчевне стоила одну гринку, а вот крынка — всего две. Так что я даже буду в плюсе, ведь в крынке три кружки.

У меня оставалось одиннадцать гринок. Я отложила четыре на пиво и квас, а на семь купила продукты. Взяла крынку молока, кусочек сала, муку и картошку. Раз уж я теперь не буду работать в харчевне, то смогу готовить сама. Телегу нагрузила так, что еле сдвинула с места. Даже пожалела, что отпустила Жерена.

До харчевни я доползла только к обеду. Солнце давно выглянуло и жарило так, что я взмокла. Оставив тележку у входа под присмотром вышибалы, я зашла в темное, прохладное помещение. Я отработала здесь больше месяца, в обеденном зале не была ни разу. Ибо нечего посудомойке на глаза показываться. Грязную посуду мне приносили девочки-подавальщицы, они же подметали, мыли и засыпали свежей соломой полы в зале.

И сейчас с удивлением оглядела просторную комнату. Харчевня на самом деле была приличной. Даже каменные стены оказались обшиты деревом, которое хорошо натерли смесью воска и масла. Небезопасно, но зато чисто, аккуратно и красиво.

Большая беленая печь, похожая на русскую стояла посреди зала. Зимой она согревала, а летом охлаждала харчевню, делая температуру внутри комфортной. Массивные деревянные столы были выскоблены добела. А вместо обычных в таких местах лавок стояли тяжелые стулья со спинками.

— Елька, — окликнул меня Иден, — ты чего так рано?

Я оглянулась. Он стоял за стойкой бара самолично и неспешно протирал полотенцем стоявшие на полках бутылки разной, причудливой формы. Я слышала на кухне, что наш хозяин коллекционер, но сама впервые увидела его коллекцию.

Бар располагался чуть сбоку от входа, поэтому я заметила его не сразу. В этом же углу была дверь на кухню.

— Пиво и квас хочу купить, — прохрипела я. Прокашлялась и добавила, — по две крынки…

— Зачем тебе столько? — округлил глаза Иден. Он как раз снял с самой верхней полки пустую бутыль в форме тыквы и старательно стирал с ее бока совершенно незаметное пятнышко.

— Надо, — улыбнулась я. — и еще я сегодня на работу не приду. Хочу попробовать поработать на ярмарке.

— Квас и пиво продавать? — усмехнулся хозяин харчевни, — ну, попробуй. Только сомневаюсь я, что толк будет. Ты баба путевая, ежели твое дело не выгорит, приходи обратно. Я тебя завсегда возьму. Такой чистоты на кухне у меня отродясь не было, как после тебя остается. Не зря я Жерена послушал и тебя к себе взял. И платить буду пять гринок…

Я только кивнула. У меня от обиды сжалось горло. Значит, пока я работала, ни словечка мне хорошего, и про добавочную гринку молчок. А как уходить собралась, так сразу и хорошей стала и повышения зарплаты достойна.

— Елька, — хмыкнул Иден, — ты не обижайся. Когда сама людей нанимать начнешь, поймешь меня. И будет это совсем скоро. Поверь, я в харчевне с малолетства работаю. Людей насквозь вижу, кто чего достоин сразу скажу. А ты баба упертая. Даром, что тихая и спокойная. А цель свою видишь и идешь к ней, не жалуясь на трудности. Не сейчас, так потом у тебя что-нибудь да получится.

— Если знаешь, — нашла силы улыбнуться, — то должен видеть, что ты своими словами убил во мне всякое желание возвращаться…

— Ты сгоряча-то не руби, — подмигнул хозяин харчевни, — жизнь длинная, любое знакомство пригодиться может. Дело-то оно в одиночку не делается… всегда нужны те, к кому и за советом и за помощью обратиться можно…

— Что ж, спасибо за науку, Иден, — попрощалась я и вышла из харчевни.

Ни за что сюда не вернусь… Я вздохнула. И взмолилась кому-то: «Помоги» Пусть у меня получится!»

Солнце палило, как в середине страденя, ветер стих, а тени домов укоротились настолько, что совсем не защищали от жара. Я волокла тележку, обливаясь потом и чуть не падая от усталости. Я мечтала о ведре холодной колодезной воды, миске каши и постели. Именно в таком порядке. Даже страхи о том, ка к пройдет завтрашний день отошли на второй план.

Когда я вышла на нашу улицу и увидела краешек забора дома Селесы, открылось второе дыхание, и я рванула вперед почти бегом.

Пый привычно сыграл роль дверного звонка.

— Кто там? — спросил тонкий, дребезжащий от слез голосок.

— Сирго?! — удивилась я, — это я, открывай.

Загромыхал засов, для пятилетнего малыша он был слишком высоко, и открывал его Сирго непривычно долго. А когда дверь распахнулась, и я увидела зареванную мордашку… сердце ухнуло куда-то в пятки…

— Сирго, — подхватила я его на руки, а он заревел еще громче, — что случилось? Что-то с Лушкой или Анни?

— Тетька Елька! — он что-то ответил мне, но из-за рыданий, я ничего не поняла.