От ужаса сдавило голос, улица поплыла перед глазами.

— Сирго! — затрясла я мальчишку. — Что с Лушкой и Анни?!

— Тетька Елька! — снова выдохнул Сирго, уткнулся мне в шею и жалобно захныкал…

Меня накрыла паника. Я растерянно водила глазами по двору. Что я искала? Не знаю. Мне казалось, Лушка или Анни заболели, упали с высоты, поранились и умерли одновременно. В голове было пусто, а вместо крови в моих жилах бежал чистый адреналин. Неизвестно чему бы это привело, но из-за кустов, за которыми всегда играли дети, раздался шепот Лушки:

— Мам, у нас все хорошо… а вот тетя Селеса, — он тоже всхлипнул, — приходил дядька Жерен. И теперь она плачет и плачет… Дошка ее успокоить не может…

Облегчение было таким сильным, что ноги подкосились. Я плюхнулась прямо на землю у раскрытой калитки и разревелась. Обнимала плачущего Сирго и тряслась от рыданий и нервов.

— Мам? Ну, ты что? — Лешка с заплаканным Михой вылезли из-за кустов и обняли нас с Сирго с двух сторон. — Мам, почему ты плачешь? А тетя Селеса почему плачет? Почему, вообще, люди плачут?

— Тетя Елька-а-а, мамка плачет и плачет, — Михо сжал губки, — кто-то умер, да? Дошка говорит, когда папка умер… а мамка потом долго плакала… и никто ее успокоить не мог… как сейчас…

— Мам, — Лушка встревоженно зашептал мне на ухо, — они нас нашли, да? Надо снова бежать?

Бедные детки. Они смотрели на меня втроем. И в глазах всех я видела страх. Сирго и Миха боялись, что кто-то умер. А Лушка… Лушка боялся, что умрем мы… Все он понимал. Пережитое заставило его повзрослеть гораздо быстрее.

— Все хорошо, — улыбнулась я, — никто не умер и не умрет. Давайте мы с вами встанем, закроем калитку, и пойдем к вашей маме, узнаем, что случилось.

Я быстро успокоилась. Как только узнала, что с Лушкой и Анни все хорошо, все остальные проблемы перестали пугать.

В дом мы ввалились всей гурьбой. Я редко была в горнице, а уж днем, пожалуй, впервые. Заторможенный после эмоциональной встряски разум машинально отметил, что обстановка в доме была совсем не бедной… ну, смотря с чем сравнивать, конечно. Но в Нижнем городе Селеса не была беднотой. Крепкий средний класс.

У окна стоял круглый стол, накрытый вязанной скатертью, украшенной кистями. Ее края свисали почти до пола, скрывая тонкие, точеные ножки. Слева большой сундук с резной крышкой и рядом еще три поменьше. Куст герани в деревянном расписном горшке и фикус в кадке рядом с низеньким туалетным столиком, на котором стояло зеркало. На полу домокатные полосатые дорожки, ситцевые шторы, стекло в окнах…

Вряд ли она зарабатывает столько в харчевне, а значит ее муж был хорошим кузнецом. И что-то оставил ей про запас. Или им кто-то помогал.

Селеса плакала за занавесками, отделяющими кровати от горницы.

Дошка, услышав, что кто-то вошел, высунула наружу опухшую мордашку с покрасневшими глазками и кинулась ко мне.

— Тетька Елька! — вцепилась она в меня и заревела. Все остальные, даже Лушка, подхватили плач и ревели держась за мою юбку.

— Дошка, что случилось?

— Я не знаю, — прорыдала девочка, — мама ничего не говорит. Только плачет и плачет.

Я мысленно выругалась. Ну, Селеса! Ну, держись! Напугала всех за просто так!

— Дошка, уведи детей на кухню, — приказала я, — я поговорю с твоей мамой.

Дошка кивнула и, продолжая всхлипывать, утащила всю малышню с собой. А я пошла успокаивать Селесу. И вразумлять. Неизвестно, что у них там случилось с Жереном. Но это не повод доводить детей до истерики?

Сдвинула занавески в сторону, Селеса лежала в постели, обнимая подушку и воя в нее.

— Селеса! Хватит рыдать! — гаркнула я во всю мощь своего голоса. — Что случилось?! Говори!

Она оторвалась от подушки, подняла на меня зареванное и опухшее лицо и прошептала:

— Елька? — длинно всхлипнула, вытерла хлынувшие слезы и выдала, — он меня замуж позвал… а я… я… я согласилась! — И завыла по новой. — Как я детям-то скажу?! Как я в глаза их смотреть буду?! Как к могиле Алиха подойду?! А что люди-то скажут?!

— Селеса. — выдохнула я и села рядом на постель, — ты дура, да? Ты хотя бы представляешь, как ты детей напугала? На Дошке лица нет. Она-то помнит, из-за чего ты три года назад вот так рыдала. И мелкие об этом знают. Я их сейчас еле успокоила. Они думают, что снова кто-то умер, — добила я эту бестолковую бабу. — Да ты даже меня напугала!