Холодная и бледная, как кукла из марципана, но в тысячу раз лучше, чем была.

Как такое возможно?

«Ты не похожа на женщину, которая оплакивает своего мертвого ребенка», - мысленно говорю ей, надеясь, что хоть так сброшу подступающую к глотке жёлчь, но легче все равно не становится.

Мне нужно с ней поговорить.

Просто поговорить, без рук. Держаться подальше и вытребовать правду. Даже если она признается, что обменяла нашего сына на свою красивую жизнь. Я проглочу и такую правду.

Это лучше неведения, которое, как ржавчина, разъедает изнутри.

Когда Лера выносит Волчонка из ванной, я уже переодет в удобную повседневную одежду и любимую бейсболку. Говорю, что нужно срочно сгонять в офис, чмокаю сына и снова трусливо сбегаю от беспокойного взгляда жены.

Но я действительно еду в офис.

Даю своим мужикам задание пробить по базе балерину Корецкую. Ожидаемо, ее данные отсутствуют во всех реестрах. Олег постарался на славу. Приходиться идти другим путем - выбить базу всех балетных студий, отсеять те, в которых занимаются только дети, те, что при спортивных школах. Список становится вдвоем меньше. Из оставшихся убираю те, что на отшибе. И те, которые даже по фото похожи на конюшни - вряд ли Прима Большого театра стала бы в такой тренироваться.

Остается меньше десятка.

Уже очень поздно, но я все равно еду по первому адресу, узнаю, что мне нужно, вычеркиваю и беру следующий. Когда приезжаю по третьему, на часах уже почти девять и в одном из окон студии, которая расположена на мансардном этаже старинного здания, горит свет.

Я печенкой чувствую, что на этот раз не ошибся.

И что Вера - там.

Глава пятьдесят седьмая: Меркурий

Нас разделяет всего пара стен и лестничных пролетов, но я чертовски ссу подняться к ней и задать вопрос, который прогрыз во мне бездонную черню дыру.

«Почему, Планетка? Почему ты так поступила?»

Охранник внизу превращается в настоящего цербера, когда пытаюсь проникнуть внутрь. Приходится показать все свои документы и сказать, что Вероника Калашникова меня знает, и если он хочет, то может сам ее спросить, хотя я бы предпочел, чтобы это был сюрприз. Хрен знает, что именно из всего бреда, который несу, склоняет старика мне поверить. Он ворчит, что в случае чего сразу вызовет полицию и разбираться не будет, кто да как.

— Спасибо, отец!
– благодарю я, взлетая по ступеням так быстро, словно у меня на ногах сандалии Гермеса.

Дверь в студию полуоткрыта и, когда захожу, Вера даже не сразу меня замечает.

Она в потрепанных тренировочных пуантах и купальнике, с туго собранными в пучок волосами. Делает несколько вращений на одной ноге и, когда я думаю, что она безупречна, с тяжелым охом падает на одно колено.

Блядь!

Я подхожу к ней, протягиваю руки к голени.

Она испуганно шарахается в сторону, приземляется на задницу, но продолжает отползать словно от чумы. А я, одурманенный ее запахом, тупо перебираю следом, сокращая расстояние, которое Планетка так остервенело пытается увеличить.

— Остановись!
– требует она, выставляя вперед ладонь.
– Меркурий, пожалуйста…

— Нет, блядь!
– ору я и с досады прикладываю кулаком дощатый пол.
– Нет, Вера! Нам нужно поговорить!

Она пятится еще дальше, и паника в ее глазах нарастает. Взгляд бегает от меня до двери и обратно, как будто где-то на мне висит табличка: «Пришел выпустить тебе кишки!» Да что вообще происходит?!

Я останавливаюсь, потому что, если не сделать этого - Вера наверняка упрется пятками в стену и, чего доброго, проделает в ней дыру, с таким усердием она старается держаться от меня подальше. Жду, пока Планетка немного успокоится, поднимется на ноги и, слегка прихрамывая, подойдет к танцевальному станку, чтобы схватиться за него, как за опору. Поверить невозможно, что неделю назад она буквально порхала по сцене, невесомая, как перо.

— Тебе нельзя здесь быть, - уже спокойным, сухим как песок голосом повторяет свою просьбу Вера.
– Пожалуйста. Ты все… только портишь.

Она снова загоняет меня в ступор. Первую минуту даже не знаю, как реагировать на ее почти вежливое пожелание, чтобы я катился на хер. Никогда не был сопливым романтиком (хотя нет, блядь, был из-за нее!), но в моей башке наша встреча должна была проходить как-то более… душевно. В конце концов, мы когда-то хотели провести вместе всю жизнь, планировали будущее, в котором у нас будет общий дом в теплых краях, и она даже бегала в интернет, чтобы найти сорта роз, которые посадит в маленьком саду. Она, блядь, родила мне сына! Это точно чего-то да стоит.

— Я порчу?
– Никогда не думал, что будет так сложно контролировать волну гнева, но он накатывает снова и снова, беспощадно руша все мои попытки держать себя в руках.
– Ты ничего не попутала, Венера?!

Она вскидывается, задирает голову под потолок и, даже стоя в другом конце студии, я отлично вижу, как тяжело дышит открытым ртом. Маленькая и тонкая, как спичка, которую можно зажечь, а можно случайно сломать, если слишком сильно стараться выдавить искру. Поэтому запрещаю себе приближаться, хотя ладони неистово горят от желания сгрести ее в охапку, прижать к себе и… Просто вдохнуть ее запах, зная, что она жива. Что рядом.