Потому что, когда эти слова только взлетают в воздух - перед глазами появляется размазанный образ племянника, которого Олег держит в заложниках. Как долго это продлится? Пока ему не надоест? Пока мой муж не поймет, что ему надоело корчить добрячка и просто перекроет ни в чем невиновному ребенку кислород? А я буду… где-то там, достаточно далеко, чтобы больше не чувствовать себя в опасности и, скорее всего, даже не узнаю об этом, но до конца своих дней буду чувствовать себя полностью виноватой.

А еще говорят, что из любой ситуации может быть выход.

— Все будет хорошо, Планетка. Я большой лоб, со мной ничего не может случится.

Он прилагает усилия, чтобы отодвинуть меня на расстояние, и наклоняется, фиксируя своим взглядом мой. Несколько долгих секунд просто смотрит, медленно растягивая губы в самую заразительную улыбку на свете. Я не могу не улыбнуться в ответ, даже сквозь слезы.

Смахиваю реки соли со щек.

Наверное, выгляжу как самая распоследняя мямля на свете.

— Вот, умница.
– Меркурий чмокает меня в макушку и прежде, чем успеваю понять, что это уже конец - он просто переступает порог.

Хлопок закрывшейся двери действует на меня как удар, от которого хочется спрятаться в свою собственную бронированную скорлупу. Я пытаюсь бежать за ним: хватаю ручку, пытаюсь нажать, но от панки настолько ослабла, что, кажется, земную ось повернуть было бы проще, чем этот проклятый кусок посеребрённой бронзы.

Я потихоньку сползаю на пол, на коврик.

Сворачиваюсь клубком.

Почему-то вспоминаю свою старую кошку: я подобрала ее на улице совсем крохотной, она даже есть не умела толком, так что первые недели я сама выкармливала ее молоком из шприца. С тех пор она всегда ходила за мной как хвостик, и не могла уснуть, пока я не возвращалась домой. Однажды, задержалась у подруги на Дне рождения и вернулась только сильно за полночь. Тогда еще крепко влетело от родителей, но я хорошо помню, что, когда переступила порог - моя мохнатая любимица сидела на коврике как недвижимая статуэтка Сет и смотрела на меня грустными зелеными глазами.

Наверное, я теперь - та самая грустная кошка.

Может быть, если хорошо постараться, получится уснуть на все эти долгие-долгие дни?

Но сколько бы я не закрывала глаза - ничего не получается.

Я только беспомощно реву и изредка притрагиваюсь к двери, словно от этого может что-то измениться.

Только когда в квартире становится абсолютно темно, усилием воли поднимаю себя за шиворот. Плетусь по коридору, опираясь на приколоченные к стенам перекладины, и снова глотаю слезы, потому что все здесь, каждый сантиметр пространства, напоминает о нем: на диване до сих пор лежит оставленная футболка, насквозь пропитанная его запахом, все детали в квартире буквально кричат «Он думал и заботился о тебе все время!», а в раковине на кухне - чашка из-под кофе. Очень глупо, что я долго держу ее в ладонях, прежде чем отправить в посудомоечную машину?

Я все еще глупо проверяю телефон - всю ночь, а потом - весь следующий день. Это идиотская затея, потому что Меркурий предупредил: никаких звонков все эти недели, никаких сообщений - так надо. Но мне все равно хочется надеяться на какой-то счастливый «авось», по которому я вдруг получу от него хотя бы одно СМС с крохотным красным сердечком.

Собрать себя в кучу получается только к концу третьего дня, и только потому, что желудок начинает настойчиво требовать хотя бы что-нибудь. Потихоньку выползаю на кухню, начинаю брать с полок продукты, то вставая на стульчик, то используя маленькую передвижную этажерку. Снова пускаю сопли, потому что на мгновение будто вижу сидящего за столом Меркурия, который дразнит меня, называя то ленивцем, то белкой-летягой. Одергиваю себя не поворачивать голову, чтобы эта зрительная галлюцинация продлилась дольше, а потом мысленно ругаю последними словами, потому что позволяю себе снова утонуть в самообмане.

— Возьми себя в руки, размазня, - говорю уже вслух и даже мысленно даю себе крепкую пощечину.
– Все будет хорошо. Прошло уже три дня, а это на три дня…

Мой телефон пиликает с кухонной тумбы и я, чуть не грохнувшись с приставного стульчика, бегу к нему. Это входящий звонок. Не тот, который стоит у меня на Меркурия, но он говорил, что какое-то время будет пользоваться «служебным» телефоном, так что я готова к чему угодно. Даже к тому, что моя внезапно слишком стремительно взлетевшая надежда окажется… ложной.

На экране имя Алены.

Чувствую себя мерзко из-за острого желания просто не отвечать. Как будто она виновата в том, что телефонные операторы запутались в хитросплетениях связи и послали мне не тот звонок. Но потом вспоминаю, что в последнее время Алёна звонит чтобы держать меня в курсе дел в больнице, и прикладываю трубку к уху.

— Привет, - говорю не особо веселым голосом, хоть и пытаюсь придать ему толику оптимизма.

— Олег дал отмашку, - затравленно говорит сестра, и какая-то часть моих внутренностей - или даже все?
– с тяжестью падают на дно совершенно пустого желудка.
– Костю сняли со всех лекарств. Я… не понимаю… уже совсем… ничего…