— Та-а-ак, — тянул в это время Карлос, — значит опухоль на голосовых связках? — хмуро уставился он в лицо стоящему перед ним здоровяку, в котором Марио с удивлением узнал вахтера, — и насколько врач уверен в своем диагнозе?

— Да чего там сомневаться, шеф?! — пробасил Нувола, неловко переступив своим протезом, — и не «опухоль», а «опухоли». «Множественные новообразования на голосовых связках» — процитировал он кого-то, сверяясь с записями на листочке бумаги, который сжимал в своей ручище, — «видимые невооруженным глазом»! Невооруженным, шеф! Это значит настолько явные, что даже приглядываться не надо!

— Я и сам знаю, что значит «невооруженным», — раздраженно бросил Карлос, — меня интересуют перспективы!

— А нет никаких перспектив, шеф, — каким-то упавшим тоном, максимально приглушив свой рокочущий бас, проговорил бывший боксер и даже вздохнул тоскливо, — я же не у одного доктора побывал и все единодушны в прогнозах: если операция, то удаление части гортани, если ничего не предпринимать, то год, от силы полтора, и что-то делать будет уже поздно...

— И что, они сообщили об этом Марио?

— А какой смысл? Всем известно, что ничего годного на продажу у него нет, а счет в банке он исчерпал полностью... Кредитный, кстати, тоже... А сколько стоит такая операция, плюс горловой протез, плюс реабилитация... — здоровяк безнадежно махнул рукой, — все ссылались на соображения гуманности, но мы-то с вами знаем, сколько гуманности имеется в этих акулах от медицины?! Я уверен, что молчали именно из-за его неспособности заплатить и из нежелания видеть истерику человека, которому объявляешь приговор!

— Кто бы сомневался, — брезгливо скривившись, будто понюхав тухлятины, согласился Карлос, — значит, говоришь, безнадежно... — с этими словами он достал из лежащей перед ним папки какие-то листки, повертел их перед глазами будто читая отдельные строки и, будто почувствовав внезапное раздражение, зло скомкал их и бросив в вычурную пепельницу, где до этого покоилась единственная, немного початая, контрабандная кубинская сигара, несколько раз щелкнул зажигалкой.

Пока листочки разгорались, он сунул в рот ту самую сигару и потянувшись прикурил от этого костерка, но судя по тому, что его физиономия приняла еще более кислое выражение, никакого удовольствия от курения он не испытал:

— Вот же непруха, — пробормотал он невнятно, не выпуская сигару изо рта, — только-только вроде пошла удача, я уже и виллу себе стал присматривать попросторнее, как такой облом!

Бумажный комок, тем временем, совсем ненадолго вспыхнув жарким пламенем, быстро превратился в пепел.

«Как мои надежды», — подумал отстранено Марио и не дожидаясь знака от своей спутницы, двинулся к выходу, — «вот и все, вот и все», — пульсировало у него в мозгу, а в районе живота разрасталась пугающая пустота, — «год, полтора» — вот все, что мне отмерили местные эскулапы. Надо же — думал ведь, что самое плохое со мной уже случилось...». Эти мысли, ленивые, как обожравшиеся мухи, вяло ползали у него под черепом не принося ни особой боли, ни страха, а просто опустошая и гася все эмоции...

Когда они оказались снова в повозке, Марио не заметил. Только когда по брусчатке снова громко зацокали подковы он будто очнулся и с удивлением посмотрел на свою спутницу: почему-то он решил, что после посещения конторы их совместная с леди поездка завершится. Однако та ответила ему спокойным и даже немного насмешливым взглядом и отрицательно качнула головой, отвечая на его невысказанный вопрос. Эта дама вообще на диво умела вести переговоры, не произнося при этом ни единого слова!

Мужчина очередной раз, не весть какой уже по счету, поразился этой ее способности и вдруг почувствовал, как не пойми откуда, в его душе вдруг затеплился робкий огонек надежды: неспроста ведь эта смешинка в ее глазах?! Правда? Ведь на обреченных смотрят обычно совсем другим взглядом, а прекрасная леди не дала не единого повода заподозрить себя в черствости или жестокости?! И эта поездка..? К чему бы ей продолжаться, если все уже сказано..? Верно? И опять, будто отвечая на его мысли, леди уверенно кивнула ему головой.

Марио облегченно перевел дух и поудобнее устроился на сиденье: он был готов ждать того, что в конечном результате должна принести ему эта необычная поездка.

Закончив накрывать на стол, пожилая дама отступила в сторону и сделала изысканный приглашающий жест, которому позавидовал бы знаменитый британский дворецкий. В ответ Джонни благодарно наклонил голову, но приступить к завтраку не поспешил:

— Мэм, а позволено ли мне будет, в таком случае, узнать Ваше имя? Или как Вы предпочитаете, чтобы к Вам обращались? — старомодные фразы как-то сами собой, естественно, формировались у него в голове и на этот раз он даже мысленно не хмыкнул, когда они так же естественно стали слетать у него с языка.

Женщина добродушно улыбнулась, заиграв прелестными ямочками на пухлых щеках и присела в книксене:

— Все зовут меня мадам Полина, молодой человек, можете так называть меня и Вы. А теперь я вас оставлю, поторопитесь, пока завтрак не остыл. Эти черничные оладьи, просто великолепны, пока горячие, — и улыбнувшись еще раз, она величественно выплыла за дверь.

«Черничные оладьи! Так вот что пахло так знакомо?! Матушка, помнится, готовила их неподражаемо!» — подумал Джонни и не дожидаясь еще какого-то приглашения, с энтузиазмом принялся за завтрак. Как ни странно, но того, что принесла ему на завтрак почтенная мадам Полина, вполне хватило, чтобы наесться досыта!