– Ну что ты говоришь, папа! – возмутилась Элли. – Не собираюсь я замуж!

– Ну, всё, всё, молчу! Спешить некуда. Отложим временно этот разговор. Так как насчет Готца? Пригласим?

– Пригласи, если хочешь.

– Вот и прекрасно. Конечно, бал – дело хлопотное, но справимся. Сегодня отправлю Генриора на недельку в Тисс. Пусть закупит там всё, что нужно, заодно и проверит, как обстоят дела на моих предприятиях.

– Папа, а может быть, он возьмет с собой Рика? – вдруг предложила Элли.

– Зачем? – удивился граф.

– Рик старый, ты же сам говорил, что его пора показать ветеринару, проверить его здоровье.

– Хм. Это хорошая мысль. Пусть Генриор покажет Рика звериному врачу.

«А нам не придется давать ему сон-травы!» – подумала Элли и сердце ее заколотилось, когда она вспомнила серые лучистые глаза Дена.

***

Летние дни летели, как мотыльки, – никогда еще Элли не была так счастлива. Днем она рисовала акварелью в большом альбоме или слушала радио, иногда играла в теннис с Ранитой – пока Генриор был в отъезде, та не утруждала себя хлопотами. Правда, Ранита почти всегда побеждала – она была ловкая и уступать никому не собиралась.

Элли часто думала, что Ранита по нелепой ошибке родилась в селе, а не в одном из дворянских поместий. Высокая белокожая красавица с роскошными черными волосами, тонкая и гибкая, как струна, резкая и прямолинейная, она и не думала играть роль покорной тихони-служанки – конечно, когда рядом не было Генриора. Дело Ранита знала и могла бы стать незаменимой горничной – она всё умела! Да только не желала вкладывать силы в чужое хозяйство.

Элли казалось, что она хорошо понимает подругу.

Но, может быть, это ей только казалось.

Глава 5. Вот что его тревожит

Когда начинали оглушительно звенеть цикады и шуршать от легкого ветра листья яблонь и кленов, подруги ныряли в теплую синеву летней ночи. Встречи начинались одинаково – беспечные разговоры, песни Сержа, от которых странно щемило сердце, шуточки и колкости Раниты… Серж был с Элли вежлив, но отстранен, говорил по-доброму, но холодновато, словно показывая, что они приятели, а не близкие друзья.

Но Элли этого не замечала. Ее интересовал только Ден.

Ранита с Сержем уже не сидели подолгу у костра – ставили за зарослями боярышника парусиновую палатку и мирно спали в обнимку до рассвета.

Ден и Элли оставались наедине. Ради этих минут Элли и совершала маленькие подвиги: карабкалась по деревьям, продиралась через кусты, сбивала ноги. Когда Ден, большой, сильный, сдержанный, ворошил угли в костре, когда огонь разбрасывал пушистые искры, когда в небе сияли огромные, как городские фонари, звезды, Элли переполняли несочетаемые чувства: небывалый, великий, как весь мир, покой – и приятное пульсирующее волнение.

Лес, ночь, взрослый молодой человек – всё это было странно, запретно, недозволенно. Но первая азартная острота быстро исчезла. Осталось растущее, как быстрый и смелый росток, притяжение.

Элли нравилось, когда Ден укутывал ее, как маленькую, огромной голубой курткой, и брал потертую рыжую гитару. Он не умел петь – но играл только для нее, а она тихо слушала знакомые с детства мелодии и новые прекрасные мотивы. Элли радовалась незамысловатым сюрпризам: Ден приносил ей то ароматную чернику в берестяной чаше, то очищенные лесные орехи, то красные глянцевые яблоки, пахнущие конфетами и наступающей осенью.

Но Элли не догадывалась, что ночные встречи, которые для нее стали громадной, как океан, радостью, для Дена превратились в повод для постоянной болезненной тревоги. И дело было даже не в том, что такие встречи запретны, ­­– он говорил себе, что не делает ничего противозаконного. Его грызли, словно шакалы, совсем другие мысли.

Если бы Элли только знала, что каждый раз он говорил себе: «Я больше никуда не пойду!» – и всегда нарушал слово, вспомнив об Эллиных глазах – невинных, честных, прозрачных и голубых, как утреннее озеро.

Дена влекло к Элли, как шмеля к цветку. Даже себе он не желал признаваться, что в его сердце поселилась глубокая и светлая нежность. Ему хотелось защитить Элли от всего мира – но приходилось защищать от себя, потому что бороться с острым желанием обнять ее покрепче, сладко и горячо поцеловать, вобрать, вдохнуть травяной запах длинных и мягких светлых волос становилось с каждым разом труднее.

Домой он возвращался молчаливый, смурной, и Серж это, конечно, видел.

– Ты что? – однажды поинтересовался Серж. – Наскучила принцесса? Как по мне, так давно пора ее отшить. Да и вообще не стоило ее приваживать! Не понимаю, зачем ты тянешь. Так и скажи ей: «Всё, мол, хватит, птичка, извини, нагулялись».