На этой минорной ноте мы и разъехались по домам.

Вот только спустя неделю опять подсели на стакан, но уже в моем кабинете. Данил приехал по каким-то нашим общим делам, но вскоре подошел к моему бару и по-хозяйски начал там шурудить. Потом мы молча пили, распиливая друг друга въедливыми взглядами. Ровно до того времени, как Шахов наконец-то выдал базу.

— Завтра Соня улетает.

— Куда? — встрепенулся я, перепугавшись, что далеко и навсегда.

— На море с бабулей, дедом, отцом и матерью.

— Надолго?

— На свой День рождения и все майские праздники.

— А ты?

— А я нет. Мне работать надо.

— Бля, Шах, не в падлу, подарок ей передай от меня!

— Где он? — поджимает губы, хмурится, смотрит исподлобья.

— Вот, — достаю из стола упакованные коробочки.

— Хер с тобой, рыба золотая, — вздыхает, а потом припечатывает меня новостью, — Соня на неделе ходила на свидание.

— М-м, — большего сказать не могу.

Меня разрывает от боли, ревности и четкого понимания, что я не имею права на эти чувства. Соня больше не моя.

— Вроде счастлива. Улыбается.

— И на кой ты мне это говоришь, Шах? — взрываюсь я, — Хочешь, чтобы у меня вообще фляга потекла?

— А я думал уже, — и усмехнулся.

— Кто он?

— Какой-то мажор из ее института. Последний курс. Перспективный вроде, отец пробивал.

— Пиздец, — влил я в себя алкоголь и в голос начала собирать все известные маты, составляя их в трехэтажные нагромождения.

— Ты бы тоже переключился. Вангую, тема верная.

— Да пошел ты, — прорычал я, а Шахов, будто издеваясь надо мной, заржал и встал на ноги.

— Да не вопрос.

И уже через минут пятнадцать каким-то магическим образом мы оба оказались в баре неподалеку от моего офиса, где опять накидались как твари. И плевать нам было, что с утра у нас встреча с заказчиками по Бованенково. Оба вкидывали, как не в себя. Я, как обезболивающее, которое нихрена не помогало. Шах видимо за компанию.

Вот только алкоголь хреновый анестезиолог. Как и время, впрочем, тоже…

Как итог, в офис на следующий день мы приползли на рогах, что я, что Шахов. Потягивали минералочку и жмурились от слишком яркого весеннего солнца. Но все, как ни странно, прошло успешно. Выдохнули и наконец-то остались в переговорной одни.

— Подарок Соньке зашел. Прыгала до потолка. Целовала меня, висла как обезьянка.

— Это самое главное, — прикрыл глаза и представил, что это было все для меня.

Самообман? Да. А что делать?

— Ну я поехал, — встал на ноги Даня и двинул к выходу.

А я смотрел ему в след, жевал губу и все думал странную думу. А когда дверь за ним почти закрылась, окликнул, чертыхаясь про себя.

— Шах?

— Ну? — вернулся в комнату и уставился на меня вопросительно.

— У меня сегодня за городом посиделки. Шашлы, баня, все дела. Поедешь? — глаза в глаза.

Пристально.

— Поеду…

Выхожу из института вся на взводе, готовая опять вступить в бой с тенью. Напряжена, вибрирую. Нервы сдают, но я приказываю им держаться из последних сил, несмотря на то, что за ребрами творится что-то немыслимое. Торнадо — пять баллов по шкале Фудзиты.

Да, каждая встреча с Ветровым — это как мой личный апокалипсис. Армагеддон. Здесь приходится сражаться не только с ним, но и с самой собой, ставя на первое место принципы, а не низменные желания и первобытные инстинкты.

Гормоны — это, конечно, прекрасно. Но мое душевное равновесие важнее.

Наше дело под гриф секретно. Имя Романа Ветрова теперь табу.

Выхожу на институтское крыльцо и шарю глазами по парковке. Внутри жалобно стонет последняя не порванная струна.

Пусто.

Проверяю еще раз. И снова по нулям.

— Чисто, София Александровна, — озвучивает мне уже очевидный факт один из охранников, и я сдержанно киваю, направляясь к автомобилю.

Пока иду, непрерывно сканирую пространство, но не обнаруживаю ничего, за что бы можно было зацепиться. Красавина-Косякова-Ветрова нет. И его хищного Лексуса тоже нигде не видно.