— Значит так! Даю вам десять минут, чтобы прийти в себя и отдышаться, а потом живо в мой кабинет. И чтобы без глупостей! Я все сказал.

И гордо удалился, в окружении двух здоровенных мордоворотов.

А между нами воцарилась тишина, нарушаемая только нашим тяжелым, рваным дыханием.

Крякнул глухо, приподнимаясь, а затем присел на бордюр рядом, рассматривая стертую кожу на кулаках. Скашиваю глаза. У Шахова ситуация намного хуже. Нормально так стесал об мою морду свои ручки. Ну и хуй с ним…

Отворачиваюсь. Дышу сбито и часто. За ребрами грохочет безбожно.

Слышу, как рядом присаживается тело. Скрипит там что-то на непереводимом. Материться в конце. А потом припечатывает общеизвестным фактом.

— Как же ты меня бесишь, Ветер, просто пиздец.

— Иди на хуй, Шах, — потираю я пробитый бок и морщусь.

— Есть сигарета? — глухо, с отчетливым пренебрежением.

— Я тебе весь штиблет разбил, какое тебе курево, упоротый ты дебил?

— Дай, — протягивает руку.

— Держи, — достаю из заднего кармана джинсов потрепанную пачку.

При Соне старался не курить, но без нее я плотно подсел на это дерьмо. Только один хрен не помогает, надо бросать.

— Че надо тебе от нее? — задает Шах вопрос, шумно затягиваясь никотином.

И я зеркалю его действия, выдыхая простую истину:

— Нужна.

— Зачем?

— Люблю.

— Для меня это вообще не аргумент.

— Срал я с высокой горы на твои аргументы, Шахов.

— Тебе не хватило, засранец ты мелкокалиберный?

— Шах, ты хоть понимаешь, что из-за всей этой нашей хуйни пострадала Соня? Я виноват, ты виноват. И че, блядь? Будем дальше продолжать разборки в духе Монтекки и Капулетти, пока реально кто-нибудь не представится, да? — выдыхаю я вопросы глухо, ловя ментальный удар под дых.

Но Данил ничего не отвечает, только молча курит. Нервно. Дергано. Видно, что парится. Я тоже не в себе. Но, в отличие от него, я готов менять себя ради девушки, в которую влюбился по самые помидоры.

— Десять минут, — констатирую я факт, смотря на наручные часы и мы синхронно встаем с бордюра, издавая тихие охи.

Да, помяли друг друга зачетно. Оба забойные красавчики. Хоть сейчас на обложки глянцевых журналов.

Кряхтя, ковыляем до дома. Последний раз я был здесь, когда мы учились в девятом классе. Снаружи дом почти не изменился, но вот внутри да. Современный, роскошный, немного вычурный интерьер, но я почти его не замечаю. Жадно оглядываюсь по сторонам, в надежде, что Соня выйдет ко мне, увидит, что я весь знатно потрепанный.

Приголубит.

— Можешь не высматривать, — бурчит Шахов, — она тебя презирает.

Боль. Адская. И я снова почти падаю в персональное чистилище, но успеваю ухватиться за здравый смысл. Если я раскисну на половине пути, то ничего хорошего из этого не выйдет. Я ее люблю. И Соня меня тоже! Все, нам теперь только вместе! А за то, что я наболтал пусть сама меня чугунной сковородой возмездия отходит пару раз, но только не морозится.

Пожалуйста!

Проходим в рабочий кабинет отца. Он на нас не поднимает взгляда, просматривая на столе какие-то бумаги. Но когда мы садимся в кресла перед ним, все-таки удостаивает нас недовольным и в высшей степени осуждающим взглядом.

Вздыхает тяжело. Поджимает губы. И после минутного молчания начинает говорить.

Чувствую себя сопливым пацаном, но только на этого мужчину у меня вся надежда. Иначе труба и прощальный реквием.

— Итак, Рома, зачем ты явился на наш порог?

— Александр Александрович, я хочу просить разрешения официально ухаживать за вашей дочерью, — не раздумывая, выдал я базу.

— Хрен тебе! — огрызнулся Данил, но его отец повелительно поднял руку, призывая сына к молчанию.

— Хорошо, я услышал тебя. Но, Рома, как ты думаешь, она хочет, чтобы ты ухаживал за ней?

— Хочет, — припечатал я уверенно, — просто сейчас она злится на меня и не может разобраться в своих желаниях.

— А почему она злится?

— Потому что я, простите, был мудаком, — грубо, но зато честно.

— Мудак — это не тот, кого я хотел бы видеть рядом со своей дочерью, — сложил руки в замок и посмотрел на меня пристально.

— Я люблю Соню.

— П-ф-ф, — закатил глаза в соседнем кресле Данил, но я не обратил на это никакого внимания.

Только реакция Шахова старшего имела сейчас для меня значение. Все!