– Страшный Суд еще не начался?

– Прости Господи! Нет, господин вице-адмирал.

– Женевцы на нас уже напали?

– Нет, господин вице-адмирал.

– Имеете ли вы сообщить мне о какой-либо эпидемии, аварии, перерастающей в катастрофу, революции – от чего, Боже, упаси – на Терре, или же воскресении во плоти кого-либо из моей родни?

Адъютант булькнул нечто маловразумительное.

– Отлично. Это как раз те известия, которые я и хотел от вас услышать. Все остальное – через сорок пять минут. А завтрак – через четверть часа.

Адъютант, покидая каюту Сомова, замешкался на добрых две секунды. Флот вошел в плоть и кровь Сомова. В этих секундах он с легкостью прочитал подтверждение своих предчувствий. Его ожидал суматошный день… впрочем, в условном корабельном времени нет понятия «день», а те новости, которыми спешил угостить его адъютант, способны привести в состояние полного хаоса и планы на сутки, и планы на неделю…

Некоторые новости вызывают адреналиновый шторм задолго то того, как ты их узнал.

Сумасшедший дом, работающий изо всех арткомплексов, станет его судьбой на ближайшее время. Отправляя эскадры Вяликова и Пряникова, Виктор отлично понимал это. И теперь ему следовало предварить наступление бедлама спокойным и основательным поглощением завтрака… Привести себя в порядок. Побриться. Помолиться. А потом спокойно и основательно поглотить завтрак.

…Работая вилкой, главком думал трех вещах. Во-первых, о необходимости не думать ни о чем серьезном. Во-вторых, о том, сколь хорошо было бы видеть на своем месте настоящего героя. Того, кто с полувзгляда видит «тактику бега на дальнюю дистанцию». Как хорошо было бы подчиняться ему, уповая на его стратегическое искусство, опыт, силу и решительность. Как хорошо было бы не искать тот единственный выигрышный ход, которому не может научить никакая академия… не ошибаться, не начинать поиски вновь, не отчаиваться и не бояться фатальной, катастрофической ошибки. Определенно, Терре следовало бы завести героя в штатном расписании флота! А то ведь какая несуразица выходит: в самый ответственный момент на месте героя некому утвердить седалище, кроме него, вчерашнего командора Сомова… Да, он мечтал получить эту роль. А кто не мечтает? Но если нашелся бы человек лучше, сильнее него, словом, истинный герой, то отдал бы ему все, ничуть не усомнившись. В-третьих, Сомов прикидывал, считать ли постной пищей жареную терранскую летучку, вольно раскинувшуюся на тарелке. До конца Рождественского поста было еще целых семь дней, а летучка явственно вгоняла его в соблазн. Чем считать, эту самую летучку: зверем, насекомым, чокнутым растением? И если она насекомое, то считать ли мясо насекомых за мясо? Жизнь летучки равняется одному году, и большую его часть летучка напоминает коралл, нагло вылезший на берег и позеленевший. Она не двигается. Она не издает никаких звуков. Она даже не пахнет. Но в краткий брачный сезон летучки отрываются от корней, шумно взлетают и принимаются носиться низко-низко над землей в поисках партнера для спаривания. Говорят, на протяжении двух недель они проявляют необыкновенную прыть и чуть ли не зачатки интеллекта… Так есть или не есть эту тварь? Ужасно она вкусная.

В результате Сомов успешно решил задачу не думать о важном, по повода героя решил – нет его, да и хрен бы с ним, а летучку съел. С хрустом. Правда, решил непременно покаяться корабельному священнику, если окажется, что есть в чем каяться. Да стоило ли вообще становиться главкомом, если не получаешь при этом удовольствия от персональной главкомовской кухни?!

…Адъютант явился минута в минуту.

Сомову померещился безумный хохоток. Как видно, сумасшедший дом прибыл вместе с адъютантом и спрятался у него за спиной. Слушая новости, Виктор понял: так оно и есть. Прячется, зараза…

Пять главкомов держав-претенденток моментально отреагировали на действия терранских мобильных эскадр. Собственно, пять, потому что Российская империя и Поднебесная не отреагировали никак… и Сомов впервые в жизни всеми потрохами прочувствовал, что означает слово «интроверт».

События развивались с калейдоскопической быстротой. Общую медлительность и пассивность как рукой сняло.

Пряникова в секторе Аравийской лиги атаковали сразу же, безо всяких предупреждений. Адмирал с отменной вежливостью сообщил новым арабам, что он не собирается нарушать соглашение о разделе на сектора; он осуществляет наблюдение, не более того… Подумав, тамошний главком отрядил четыре линкора – гонять Пряникова по всему сектору. Но Сомов не зря дал адмиралу самые быстрые корабли, а не самые сильные: Пряников держался от новых арабов на дистанции, превышающей дальность действенного огня. На вторые сутки арабский главком придал своим гончим легкую флотилию, та оторвалась от основных сил, атаковала… и тут старый адмирал повеселился вволю. Он выставил один-единственный свой флагман, броне которого залпы маленьких корабликов не могли причинить ни малейшего вреда, разнес в щепы новоарабский легкий крейсер и с сознанием сделанного дела удалился, когда подтянулись линкоры противника. Терранская эскадра вышла за пределы сектора в никем не контролируемое пространство. Аравийцы не отставали. Пряников повторил маневр, принесший ему успех в первый раз, и… разнес еще один крейсер. Аравийцы сделались осторожнее. К исходу 30 декабря Пряников опять ворвался в сектор Аравийской лиги, но его лишь вяло блокировали на границе сектора. У новых арабов появились дела поважнее: вся эскадра праздновала «большой тактический успех». Новые евреи, по примеру терранцев, направили в аравийский сектор разведывательный корвет. Его тут же спалили – вот и праздник. На смену корвету скоро явился быстроходный легкий крейсер, и за ним пустился вдогонку чуть ли не весь поисковый контингент новых арабов.

Новые арабы не ладят с новыми евреями…

Пока аравийцы развлекались гонками, к ним пожаловала еще одна мобильная эскадра – чуть ли не больше пряниковской. Подарочек от главкома латино. Вернее, от главкомши. Там у них блистательная дама – Анна-Мария Гонсалес. Хозяевам сектора пришлось выделить очередную свору для гонок со стрельбой.

Новые арабы не ладят с латино…

На отправку наблюдателей в чужие сектора у аравийцев просто не осталось сил.

Еще один отряд латино явился в сектор Нью-Скотленда. Главком новых шотландцев тепло поприветствовал «уважаемых соседей» и объявил, что не имеет ни малейших претензий по поводу их присутствия в секторе.

Новые евреи выписали Вяликову два предупреждения. Второе содержало ультиматум. В корректных выражениях терранскому адмиралу сообщили: или он убирается из сектора, или его вышвырнут посредством прямого членовредительства. Вяликов дважды вежливо отвечал, мол, «…мы же не нарушаем!» Третьего предупреждения не последовало: новые евреи атаковали, притом атаковали осторожно и продуманно. Их флот был слабейшим среди всех, и тамошний главком остерегался лишних потерь. Так что Вяликова методично выдавливали за пределы сектора, а он маневрировал и огрызался. В конце концов его эскадра совершила переход в пределы сектора Нью-Скотленда. Новые евреи тут же прекратили преследование. Вяликов не ожидал встретить теплый прием у новых шотландцев, но те приветствовали его с неменьшим радушием, чем раньше – латинскую эскадру. Мол, присутствуйте, отчего ж, нам не жалко…

Сомов долго не понимал стратегии их главкома. Она казалась ему загадочной и даже иррациональной. На протяжении нескольких суток, даже тогда, когда в его собственном секторе началось сражение, он пытался разгадать комбинацию новых шотландцев. Повинуясь чистой интуиции, Виктор оставил Вяликова в секторе Нью-Скотленда. По логике вещей, все выходило отлично: терранская наблюдательная эскадра без риска и потерь выполняет свою задачу… Но дело было не в логике. Сомов знал: Вяликову следует оставаться на месте, но почему это должно быть так, терранский главком до конца разъяснить самому себе не мог. Он скорее чувствовал, чем знал…