Это начинает забавлять.

Мой взгляд переходит к Джин.

– Ты «Мистера Робота 8 » не смотрела? – спрашиваю я.

Девчонка поднимает глаза.

– Может быть, – говорит она. – А про что он?

Я оценивающе оглядываю её сегодняшний образ.

– Как парень в чёрной толстовке разрушил всю экономику США и слишком боялся людей.

Джин бросает взгляд и на мой образ.

На мне – чёрная толстовка, чёрная кожаная куртка, чёрные узкие джинсы.

Только кроссовки белые.

– Про тебя сериал сняли? – усмехается Джин.

– Про тебя.

Подруга прыскает.

– Я не боюсь людей, – оправдывается она. – Я ненавижу большие бессмысленные сборища.

– Как это? – я киваю в сторону всех книжных стендов.

– Именно, – улыбается она. – Рекомендую убраться отсюда подальше.

– Ну, единственная возможная даль сейчас – это вон те сидения. Устроят?

Я указываю на трибуны, противоположные тем, где сидел я с Виктором Полански.

– Более чем, – говорит Джин.

Покоряя ступеньки лестницы, мы поднимаемся к самым верхним местам.

– Кстати о парнях в толстовках, – вдруг начинает моя подруга. – Ты в этой куртке спишь?

Я быстро оглядываю кожанку.

– Да, – киваю я. – Как ты угадала?

Джин усмехается.

– Ты в этой куртке ходишь везде, даже в школе. Что у вас за любовь такая?

На моих губах расплывается приятная, ностальгическая улыбка.

– Короче.

Мне четырнадцать; я, бунтарь натурой и искусствовед душой, открываю для себя существование группы «Depeche Mode 9 », а затем плавно перехожу к «Arctic Monkeys 10 ». Первая моя находка в сфере музыкальной относилась к электронному року и подходила под моё настроение тогда, когда мне хотелось помечтать о далёком и несущественном. Инди-рок «Мартышек» я полюбил с первой же их песни, все их альбомы буквально за сутки добавились в мой ежедневный плейлист, а я с нетерпением ждал их творчества дальше.

Голос Алекса Тёрнера – солиста «Arctic Monkeys», – вливался в мой неокрепший разум и оставался там на протяжении всего дня. Я любил его манеру исполнения, слова, которые он пропевал, тексты, которые он произносил. Песни «Arctic Monkeys» идеально ложился на байопик, снятый моими глазами, и потому я так искренне их любил.

Участников группы и своего кумира я впервые увидел на фотографии, где они все стояли в чёрных брючных костюмах. Элегантно, официально. Снимки с концертов демонстрировали группу более развязной: рубашки в клетку, джинсовые рубашки, майки, вспотевшие волосы, чёрная кожаная куртка Тёрнера.

Она и врезалась в мою память.

С тех пор я всегда вспоминал Алекса Тёрнера лишь в кожанной куртке, а мой подростковый дух хотел подражать ему.

Кожанной куртки не удалось сыскать ни в одном «секонд-хенде» Прэтти-Вейста.

К счастью, она нашлась в дальнем углу шкафа у нас дома.

Я не знаю, чья она.

Джин, сидя среди высоких мест трибуны, внимательно выслушала краткую историю в одну-два предложения, и понятливо кивнула головой. Она не придумала ни единой темы для последующего диалога, да и я все свои мысли исчерпал, поэтому мы молча занялись своими делами.

В руках моей подруги – тот самый комикс, который достался ей в благодарность.

Внутри – страшные чёрно-белые картинки, чёрно-белые слова и психоделичные тексты. Я урывком читаю несколько фраз со страницы, и у меня пробегает дрожь. Джин спокойно оглядывает каждое изображение и медленно листает страницы.

Я не стал её отвлекать.

Перед моими глазами – толпы различных людей, разных возрастов и интересов. Но их истории меня мало интересуют: их всех объединяет либо желание найти хорошее чтиво, либо провести время с пользой или без нее. Их загадочные лица, их блаженные, влюбленные глаза, их уставшие лица – все они, безусловно, попадали в кадр, но они не были центром моего нарратива. Я, как режиссёр, как зритель сего происшествия, видел лишь одну линию движения истории – несчастную, истомную, блаженную.

Она была в лице Виктора Полански.

– Давай снимем кино, – вдруг сказал я, обратившись к своей подруге.

Джин оторвала глаза от комикса, осмотрелась, спросила:

– В твоей голове?

– В моей голове.

На поиск героя девчонка затрачивает около трёх минут, но никого занимательного в толпе не находит. Она обращается взглядом ко мне.

Я показываю ей лицо напротив.

– Видишь Виктора на тех рядах?

Джин прищуривается.

Наш русский друг по-прежнему находится в окружении Нильского проспекта и тандема Фриман-Стюарт.

– Ты оставил его в сомнительной компании, – замечает она.

– Она ему не нужна, – говорю я. – Он уже полчаса с кем-то переписывается.

Джин всматривается в силуэт белёсых кудрей и усмехается.

– Влюбился мальчик.

– Он поднял глаза! – восклицаю я, преследуя движения своего героя. – Меняем кадр.

– Кто же собеседник Виктора Полански? – комментирует Джин. – А может, собеседница?

Камера отдаляется от героя, с надеждой поднявшего глаза вверх.