– Заткнись! И ни слова драконам о Хильдике, – прошипела я, хватая её за горло. – Тебе всё равно никто не поверит. А заговоришь против неё – точно не доживёшь до суда. Клянусь тебе в этом!

– Как вы её всё-таки любите, – произнесла она, ничуть не испугавшись. – Но она не стоит вашей любви. Принцесса всего лишь наивная глупышка, которая понятия не имеет, во что вязалась. Я рада, что теперь вы от неё избавитесь.

– С чего это ты решила, что я от неё избавлюсь? – я чуть сжала пальцы, чтобы показать, что мои слова – не пустая угроза. – У меня никогда не будет другой жены, кроме принцессы Хильдерики. И пусть она совершила хоть какую глупость, хоть какое преступление, я защищу её.

– И от драконов? – самозванка приподняла брови.

– Если скажешь хоть слово… – начала я грозно.

– Если вы хотите, я буду молчать, – она снова усмехнулась и откинула голову, прислонившись затылком к шесту и глядя на меня снизу вверх, из-под ресниц. – Но это ничего не изменит.

– Ты что болтаешь? – нахмурилась я.

– Неужели вы считаете себя самым умным? – она погладила меня по руке с такой нежностью, будто я не собиралась её душить, а собиралась расцеловать. – А я вот уверена, что его величество Рихард давно догадался, кто стоит за заговором. Сейчас, наверное, с вашей милой жёнушкой беседуют совсем не так мило, как вы беседуете со мной.

Я с проклятьем отдёрнула от неё руку, будто девица превратилась в самое настоящее чудовище, а потом стрелой вылетела из шатра.

Всего четверть часа мне понадобилось, чтобы добраться до дворца, ещё пять минут – чтобы взбежать по лестнице, ещё три – чтобы домчаться до наших с Хильдикой комнат.

Возле дверей стояли служанки, и это меня немного успокоило. Если бы драконы забрали Хильдику, то вряд ли служанки топтались здесь. Разбежались бы, как тараканы.

– Где её высочество? – спросила я на ходу.

– У себя, милорд, – ответила мне старшая камеристка с поклоном.

Значит, самозванка ошиблась. Я с облегчением перевела дух, переступила порог, плотно закрыла за собой дверь и передвинула задвижку до упора. Сейчас главное – поговорить с этой заговорщицей, надавать подзатыльников и… спрятать. Пока драконы не дознались до правды.

– Хильдика! – позвала я и сразу же почувствовала, как холодок пробежал по спине.

Что-то было не так. Слишком… слишком тихо.

– Хильдика? – крикнула я, вбегая в комнату.

В первой комнате никого не было, и в спальне тоже – никого. Я проверила ванную, балкон, опять ванную и опять спальную комнату, и застыла, глядя на распахнутое окно. На полу валялась мокрая, истрёпанная шаль. Совсем недавно я видела её в руках брата короля… А на подоконнике…

Я метнулась к окну, поднося светильник поближе и разглядывая четыре глубокие царапины, прочертившие твёрдое чёрное дерево.

Что это, если не след от когтей дракона?!.

В бессильной злобе я ударила кулаком по этим царапинам. Не было сомнений – драконы пришли за моей глупой подругой и забрали её.

Море вынесло Тюнвиля на берег ласково, будто положила на песочек из ладоней. Дракон поднялся на человеческие ноги, по-змеиному гибко стряхнул капли с тела и побрёл вдоль прибоя, поближе ко дворцу. Волны хватали дракона за щиколотки, и выходить из моря совсем не хотелось. Не хотелось менять ласковое тепло воды на холод суши.

Нет, разумеется, на берегу было ненамного холоднее, пусть даже солнце уже село, но Тюнвилю земля казалась такой же холодной и безжизненной, как камень.

Говорят, у драконов каменные сердца. До прибытия в Солерно Тюнвиль и сам был уверен, что сердца драконов – драгоценные, но холодные жемчужины. Только, как оказалось, и камень может что-то чувствовать. Сначала – радость. Потом – отчаяние.

Он вспомнил, как вскрикнула и побледнела принцесса Хильдерика, когда сказали, что конь принца сорвался в пропасть. Невозможно желать одного мужчину и так бояться за другого. Не бывает двух равносильных привязанностей. Бывает одна привязанность, а всё остальное – это забава. Неприятно было осознать, что ты – всего лишь забава для человеческой девы.

Скрипнув зубами, Тюнвиль сжал кулаки, представляя смазливую и самодовольную физиономию принца Альбиокко. Устроился в этом проклятом городишке, как петух на навозной куче, и рад, что глупые курицы с восторгом на него таращатся. Даже на шапке у него петушиные перья. Петух и есть. И такой же драчливый.

Пока Тюнвиль плавал в море, душевная горечь немного притупилась, но стоило выйти на берег, как снова злоба и ненависть захлестнули с головой. Если бы Рихард не вмешивался… Можно было бы спровоцировать ссору с принцем… И свернуть ему шею… Принцесса Хильдерика поплакала бы, а потом успокоилась…