Шрифт:
Я поджала губы, уже жалея о своем согласии, и дернулась назад, но принц даже не подумал меня отпустить.
– Хорошо, тогда выберем самое простое. Я буду направлять, а ты не сопротивляйся.
– Не думаю, что у меня получится.
– Получится. Ты пластичная, можешь быть податливой, знаю. Главное, не борись, а следуй за мной.
Вот не ради этого я всю сознательную жизнь училась, чтобы вдруг сдаться во власть какому-то мужчине. Однако пришлось проглотить возмущения и кивнуть. Раз уж осталась, то можно попробовать. Это всего на один раз, больше подобного не повториться.
Шай начал тихо напевать какой-то незнакомый мотив. Он положил одну мою ладонь себе на плечо, а вторую в свою руку. Резко притянул к себе, выбив воздух из легких. Повел, закружил.
Я беспощадно топтала ему ноги. Чувствовала себя неуклюжей, но встречала широкую улыбку и тоже улыбалась. Потом призналась, что хуже пения никогда не слышала. Решила помочь ему, выбрала самый просто мотив.
«Между нами лишь стена дождя,
На небе тучи, а на земле ты и я.
Холодные капли бьют по песку,
Сделай шаг навстречу, или я умру.
Холодно и мокро мне одной,
А ты совсем рядом, но не со мной.
Сделай этот шаг, скорей, прошу,
Ты мне сейчас нужен, потом я умру.
Умру!»
– У тебя невероятный голос, - вкрадчиво прошептал на ухо Шай, и вниз по спине понеслась волна покалываний.
– Перестань.
– Я не шучу. Мне очень нравится.
– Не отвлекайся, ты хотел потанцевать.
– А ну их, эти танцы, - решил он опустить руки, но теперь я не позволила:
– Эй! Раз начали, то должны довести до конца. Давай мне обещанный танец. Просто двигайся немного медленнее, чтобы я поняла.
– Никогда не сдаешься?
– В каждом деле важен результат, - нахмурилась я, вновь наступив принцу на ногу.
– Или сам процесс, - покачал головой наследник.
– Мы дрались на гайо не для того, чтобы поразить друг друга, но получали удовольствие от самого поединка.
– Потому что такого поединка не случилось бы, не научись мы перед этим драться. Получается, это и есть результат нашего упорного труда. А сейчас я чувствую себя неуклюжей, хотя движения кажутся простыми. Но если задались целью потанцевать, то потанцуем. Я со своей стороны сделаю все возможное. Не понимаю, зачем тебе вообще это надо, но и не буду пытаться понять.
– Чтобы сделать тебе приятно.
– Что?
– вновь наступила я наследнику на ноги.
– Ты все расслышала.
– Но теперь…
Я остановилась, убрала от принца руки и посмотрела на него хмуро, пытаясь одним лишь взглядом выразить весь спектр своего негодования. Мне не нравились его комплименты и откровения, вот эта улыбка, сам темный взгляд, затрагивающий самые потаенные струны души, которые теперь пели.
– Я не хочу больше танцевать. И не хочу, чтобы ты делал мне приятно. Вообще ничего не делай. Или лучше залей мне в рот стеклянной воды - так понятнее будет.
– Прости за нее. Я не думал, что тебе придется так долго страдать.
Пришлось закрыть глаза. Я отвернулась, сделала глубокий вдох и решительно зашагала к пруду, чтобы сесть на берегу. Принц опустился рядом.
– Спой еще. Какой у той песни конец?
– Он пришел в очередной раз проститься, но ее уже убил собственный брат. А всего этого могло бы не произойти, увидь мужчина очевидное, не отвернись в самый сложный момент ее жизни.
– Споешь?
– Нет.
– Бродяжка, - толкнул меня в плечо принц, но я не поменяла решения и продолжила смотреть на спокойную водную гладь, по которой плыли две луны, скучая по третьей.
Воцарилось хрупкое молчание. Я чувствовала, что Шай хотел его нарушить, но намеренно медлил, изучал мой профиль, в то время как я пыталась этого не замечать.
– Было тяжело, - все же сказала.
– Это ответ на твой вопрос про детство на Путях. Я боялась засыпать, боялась просто закрывать глаза. Боялась на шаг отойти от взрослых. Боялась лесов, кустов и даже холмов, потому что за ними могли прятаться дикие кошки. Особенно пугали искажения. Знаешь, этот момент, когда крюка становилась черной, и ты не успеваешь избежать попадания в миар. А ведь в одиночку мне было не справиться и оставалось лишь надеяться, что найдется необходимая капелька силы, ведь пустышек эта гадость не выпускала. Угнетал страх, он душил, - обхватила ладонью я свое горло, словно он до сих пор стягивался на нем удавкой.