Она неожиданно повернулась к немцу, словно тот всё ещё мог её слышать.

— «Маузер» ваш хвалёный? А-а, тварь? Пришли нелюди на русскую землю, так ещё и оружие наше мараете!

— Успокойся, Лиза. Не слышит он, мёртвый уже, — "Паук" осторожно взял девушку за руку.

— Успокоиться? — она одним движением освободила локоть, — а кто мать мою успокоит? За четверых детей и отца в придачу? Кто?!

Тимановский понял, что встрял в разговор зря, отступил в сторону.

— Нет, Андрей, ты скажи, раз взялся. — Воложина посмотрела ему прямо в глаза. — Кто Петра родителей теперь успокоит? Её вон кто к жизни вернёт?

Оса кивнула в сторону Даши.

— Столько видать, девка пережила, что разговаривать разучилась. По ночам конвульсии бьют, едва справляется. Кто нас всех теперь успокоит? — Лиза коснулась век краем маскировочного халата, — Не лезь лучше, Андрей. Не береди душу. Не успокоюсь я, пока мразь эту фашистскую не перебью. Всю до ублюдка последнего. Не я к ним с войной пришла. А они ко мне. Поэтому кормила их свинцом калённым, и дальше кормить буду. Такая уж я в своём доме хозяйка.

Девушка развернулась и, не оборачиваясь, пошла в сторону леса. Я не остановил. Нужно было дать человеку время. Перегорит пусть. Тем более, когда так накипело.

Гулычева и Фомича похоронили рядом. Выбрали им на возвышенности место. Пускай теперь вместе смотрят на бескрайние наши просторы. Да и фрицы сюда не полезут, высоко больно. А «егеря» за сараями закопали. Тщательно старой листвой следы приложили. Если не знать, вовек не подумаешь, что тут и было что-то.

— Странный немец. Не логичный, — подошёл ко мне Маротов, — как будто не нас он здесь дожидался. Гулычева убрал, только когда тот его обнаружил. Меня минимум дважды мог ликвидировать. Я это и сам почувствовал, когда "маятник качал".

— Может, выжидал, пока вместе соберёмся?

— Не исключено. Но всё равно странно. «Стрелки» обычно так не действуют.

Он озадаченно почесал переносицу.

— Ладно, бес с ним, с фрицем. Что делать-то теперь будем?

"Хороший вопрос", — едва не произнёс я, но внимание неожиданно привлекла нарисованная над входом в дом картина. Летящая куда-то вдаль пчела с маленьким ульем в лапках.

И всё бы ничего. Мало ли подобных бесхитростных рисунков люди делают? Но этот почему-то не оставлял меня равнодушным. Будоража мысли, ощутимо сознание напрягал. Имелось в нём что-то неестественное, не логичное я бы даже сказал. Но что конкретно с пчёлкой не так, понять, пока было сложно.

— Жан, она тебе ничего не напоминает? — указывая на дом, спросил я.

— А что должна? Пчела, как пчела. Улей куда-то тащит. — Он неопределённо пожал плечами, — разве что, морда у неё сильно довольная?

"Точно! Улей!"

На рисунке он изображён полностью закрытым. "Летки" на передней части наглухо закупорены округлыми колышками, а крыша монолитна с корпусом. Много ли вы видели подобных пчелиных домиков?

Даже не будучи пчеловодом, я понимал, что вход и выход из ульев априори должны быть свободными. Именно беспрепятственное проникновение внутрь и требуется насекомым. Причём, как заметил Маротов, морда у пчёлки выглядела действительно очень довольной. То есть та откровенно радовалась тому, что не могла попасть в собственный дом? Или? … что другие туда до сих пор не попали?

"Так. Стоп!"

— Жан, возьми "Паука" и мигом за мной.

— Куда, командир?

— Мёда наберём.

— Мёда? — сержант оторопел, — а на хрена, нам теперь мёд?

— Что-то мне подсказывает, такого ты ещё не пробовал. Бегом давайте.

Нужный улей отыскался в самом конце пасеки. Стоя чуть в стороне, домик был практически не заметен. Старый, местами с растрескавшимися, потемневшими от времени досками по бокам, он действительно оказался наглухо закрытым. Стараясь не привлекать внимания пчёл, мы подошли к нему со стороны яблоневого сада.

— Помоги, Жан, — попытался я приподнять тяжёлую крышку.

Изрядно промучившись, в конце концов, нам это удалось и, сместив её в бок, мы изумлённо выдохнули.

На дне ящика, в котором похоже никогда мёда и не было, лежали какие-то старые вилы без черенка, пять комплектов практически новой немецкой формы со знаками различия, документы на имя оберштурмфюрера СС Ральфа Глаубера, гаупштурмфюрера СС Герберта Кромбергера, а также их помощницы Урсулы Майер. Три пистолета «Люггер», пара пулемётов МР 40 и поверх оружия пустая пчелиная рамка. Вытащив лоток наружу, я разглядел на нём какую-то схему с помеченной приклеенной (высохшей до основания) пчелой точкой.

— Командир, это же карта Суража, — едва взглянув через моё плечо, сообщил Тимановский, — я её хорошо запомнил, ещё, когда с Петром детали разбирали. Вот здесь дорога сквозь овраг, за ним склады железнодорожные, а это станция.

Он указал пальцем на левую часть схемы.

— Там где пчела приклеена, жилой район. Дом должно быть какой-то обозначен.

"Ай да Фомич. Спасибо тебе, дорогой!" — мысленно поблагодарил я связного.

— Жан, одежду Воложиной отнесёшь. Пускай примерит. Оружие заодно проверьте. На рассвете в город пойдём, — распорядился я, — Дашу пока с Андреем оставим.