Мы можем сделать вывод о том, что Свифта одолевали крайне негативные эмоции, особенно гнев по отношению к женщинам, судя по пассивно-агрессивному стилю его дерзкой сатиры и ряда отрывков с грубым содержанием из его рассказов. Когда Гулливер сталкивается с женской грудью в Бробдингнеге, земле великанов, Свифт описывает это как одно из самых физически отталкивающих ощущений, которые Гулливер когда-либо испытывал. В этой сцене Гулливер наблюдал за кормилицей, которая дала грудь младенцу: «Должен признаться, что никогда в жизни я не испытывал такого отвращения, как при виде этой чудовищной груди… Сосок был размером почти в половину моей головы; его поверхность, как и поверхность всей груди, была настолько испещрена пятнами, прыщами и веснушками, что нельзя было себе представить более тошнотворное зрелище…» [29]

Мы начнем лучше понимать этот отрывок, когда узнаем, что Свифт пережил в младенчестве тяжелую психологическую травму, которую позднее связывал с кормилицей. Отец Свифта, которого также звали Джонатан, умер за семь месяцев до рождения своего первого и единственного сына. Когда Джонатану исполнился всего год, его разлучили с матерью, Абигейл. Он не виделся с ней много лет. В одном из фрагментов своей автобиографии Свифт утверждает, что его похитила нянька, но некоторые биографы считают это «утешительной байкой». Скорее всего, его бросили, поскольку после недолгого воссоединения с матерью она снова от него ушла.

Столкновение Гулливера с этой чудовищной грудью, несомненно, является неотъемлемой частью эмоциональной памяти. Здесь мы видим отчаяние и гнев, которые Джонатан испытал в детстве в связи с неожиданным уходом его матери, которую, в довербальном представлении младенца, необъяснимо заменили отвратительная кормилица и ее мерзкий сосок.

Джонатану было двадцать лет, когда он вновь увидел свою мать; он сам стал инициатором этой встречи. Они не были достаточно близки, но, как это свойственно многим людям, которые подавляют чувства, он идеализировал свои воспоминания о матери. В написанном для нее панегирике он утверждал: «Если дорога в Эдем лежит через благочестие, честность, справедливость и милосердие, то сейчас она в раю».

Гнев по отношению к матери, который Свифт долгое время подавлял, позже выразится не только в женоненавистнических текстах, но и в отношениях с женщинами. Он будет проявлять к ним «холодную, невыразимую ярость» или даже подвергать их физическому насилию. Кроме того, он подавлял свое сексуальное влечение. Его современный биограф Виктория Глендининг пишет: «В отношениях с женщинами, с которыми он сближался, царила вечная эмоциональная мерзлота. Оттепель не наступала никогда, поскольку он не желал рисковать. Никому не было позволено взять над ним власть, которая способна растопить хладнокровие и причинить боль… Единственно возможную эмоциональную отдушину он находил в непродолжительных, безобидных отношениях с бесправными и покорными женщинами»3.

Неприятие Свифтом близких отношений и его глубинный страх эмоционального контакта и уязвимости, которые он испытывал на протяжении всей жизни, — это защитные реакции ребенка, лишенного эмоциональной заботы; ребенка, которому пришлось рано учиться себя защищать. «Создается впечатление, что не было ни одного взрослого человека, которому было дело до Джонатана или к кому он сам был бы небезразличен».

У некоторых очень чувствительных людей может появиться удивительное предвидение, связанное с глубоко скрытыми процессами, происходящими в их теле и разуме. Мы уже видели подобное у виолончелистки Жаклин дю Пре и танцовщицы Джоанн, которая умерла от БАС. Свифт предсказал собственное слабоумие за тринадцать лет до своей смерти, еще будучи в здравом уме. В «Стихах о смерти доктора Свифта» он писал:

Во время прогулки с другом, увидев гниющее дерево, он выразил такое же предчувствие: «Подобно этому дереву, я буду умирать с макушки».

Свифт умер в 67 лет, в довольно преклонном для своего времени возрасте. Последние годы жизни он страдал от прогрессирующей деменции. Даже на пороге смерти он все еще мог произносить остроумные заученные высказывания, хотя и бессознательно, механически. Глендининг пишет: «Как-то раз в последние месяцы своей печальной жизни — в воскресенье 17 марта 1744 года — сидя в кресле, он протянул руку, чтобы взять лежащий на столе нож. Энн Риджуэй убрала его подальше, чтобы он не смог его достать. Он пожал плечами, покачался в кресле и сказал: „Я тот, кто я есть“. И продолжал повторять: „Я тот, кто я есть. Я тот, кто я есть“».

Продолжительность жизни при болезни Альцгеймера от момента постановки диагноза и до смерти в среднем составляет восемь лет, независимо от того, в каком возрасте проявляются первые признаки болезни. В редких случаях заболевание развивается раньше шестидесяти лет. Так произошло в случае с Августой Д. В 1901 году эта пятидесятилетняя женщина поступила во Франкфуртскую психиатрическую больницу с необъяснимыми странностями в поведении, эмоциональными всплесками и провалами в памяти. Спустя четыре года ее необратимая умственная и физическая деградация закончилась смертью. До этого момента заболевание не было известно, поэтому после смерти фрау Д. его назвали в честь ее психиатра, выдающегося врача Алоиса Альцгеймера.

Несмотря на то что ухудшение состояния фрау Д. подходило под описание старческого слабоумия, которое раньше считалось естественным, хотя и прискорбным следствием старения, относительно молодой возраст пациентки навел Альцгеймера на мысль о том, что у нее какое-то неизвестное заболевание. Новые методы лабораторных исследований позволили провести посмертное исследование мозга фрау Д., которое показало то, что сегодня считается отличительными признаками данного диагноза: характерные для этого заболевания патологические изменения в ткани головного мозга. Здоровые нервные волокна разрушаются, а на их месте появляются клубки странных нитевидных структур под называем «фибриллы», и сгустки, которые Дэвид Шенк описывает как «твердые коричневые комочки… гранул и коротких изогнутых нитей, которые будто магниты притягивают к себе микроскопический мусор»4.