Но я целую.

Целую как обезумевший, поставивший себе цель сегодня закончить это дело.

Эти выебоны мне не интересны. Пусть кому угодно выносит мозг, но не мне.

Скольжу языком в мягком горячем рту, стараясь не упиваться этими ощущениями, стараясь держать мысль в голове, что Лида на раз. Что своим поведением она окончательно испортила к себе отношение. Что хрен ей, а не шашлык в моей компании.

Она здесь, чтобы заняться сексом, именно этим мы и займемся.

Но чтобы выполнить свою задачу, мне придется ее убедить, что это не разовая акция. Впервые я совру бабе, чтобы поиметь ее. Но сегодня я имею на это право. Имею, потому что только что чуть не развели меня. Знаю я эту схему. Чем дольше не давать, тем больше мужик хочет. Да, пожалуй, у каких-нибудь неуверенных в себе мужиков, которые жаждут секса с целкой, это и прокатит.

Это не мой случай.

Я не торможу на станциях, только потому что дорога слишком долгая. Обещаю Лиде небо в алмазах, а сам твердо подталкиваю ее к кровати, что находится прямо за гостиной.

Она не замечает, смотрит на меня, думает, решает, что же ответить на ультиматум. Но мы оба знаем, что она не захочет терять этот миг. Мои губы на ее губах, мои руки на ее теле. Мягком, нежном теле. Таком податливомуууу3 и нежном.

— Ну давай же, Мышка. Всего одно слово и больше тебе не о чем волноваться.

Она вся дрожит, опаляет меня взглядом темных глаз, что засасывают меня в свой омут, и я себя отпускаю.

Не буду больше думать о завтра, не буду больше злиться, буду просто наслаждаться податливостью ее существа и кайфовать сам.

Делаю еще шаг, и ее ноги упираются в кровать. Она быстро оборачивается, не ожидая такого сюрприза. Но я уже толкаю ее на мягкое и нависаю сверху, поставив колено по левую сторону от нее.

— Так что, Мышка? Ты хочешь уйти? – наклоняюсь и беру щиколотку в руку, целую косточку, скольжу губами выше. Не отрывая взгляда. Она еще борется с собой. Ее тараканы держат оборону, но больше ошибок я не совершу. Не оставлю ее наедине с собой, думать о вечном. О том, что завтра все закончится. Закончится, Мышка. Смирись и получай удовольствие прямо сейчас.

Руками скольжу по ее мягким бедрам, подцепляю влажные трусики, целую животик, что дрожит от прикосновения, ласкаю языком пупочек, продолжая ждать ответа, продолжая смотреть в ее порозовевшее лицо. Она часто дышит, облизывает пересохшие губы, пальцами комкает покрывало.

— Давай, Мышка. Скажи, что хочешь уйти. Скажи, что все, что мы сейчас делаем, неправильно, что нам это ненужно. Скажи, чтобы я остановился.

Она молчит, продолжает смотреть то на лицо, то ниже, туда, где я рукой уже поглаживаю себя. Словно успокаивая хищника. Мне нужен ее ответ, мне нужно понимать, что она готова остаться здесь сегодня. Меньше всего мне нужны сексуальные отношения по принуждению, чтобы она потом пришла и стребовала за это.

Рукой подцепляю резинку трусов, натягиваю так, что та вдавливается в кожу с другой стороны, обрисовывая проблемные места, чаще вожу рукой по члену, ощущая, как от напряжения ноет поясница. Она так смотрит. Черт. Не как на кусок мяса, который будет ее иметь. А как на бога. И это ощущение полной власти кружит голову, дает осознание, что сейчас с ней можно сделать абсолютно все. Но прежде…

— Лида. На меня смотри. Просто отпусти себя и сделай то, чего тебе действительно хочется. Если хочешь уйти, уходи, принуждать не буду.

Она прикрывает глаза, сглатывая, и словно принимает решение, тянет руку к лифчику и стягивает одну бретельку.

— Лида, словами. Мне нужно твое согласие, иначе ничего не будет. Скажи, что хочешь меня.

— Хочу, – еле-еле шепчет, а я дергаю трусы до треска и уже почти кричу.

— Чего ты хочешь?

— Тебя хочу, Камиль. Тебя.

Терпение лопается как мыльный пузырь, как белье под жёсткими пальцами. Они тут же трогают влажные складки, пока другой рукой я освобождаю грудь. Губами тут же прохожусь по острым соскам, беру в рот, тяну, чувствуя, как глубокий стон отдается во всем ее теле, пока руки мягко, но настойчиво сжимают мои плечи.

Поднимаюсь выше, целую рот быстро, грубо, не давая больше времени на мысли, на возможность снова отказаться. Но в какой-то момент понимаю, что мне нельзя смотреть в ее глаза. Нельзя. Теряюсь я. Хочу большего. Думаю о всякой хуйне вроде дружбы, о которой она говорила.

Хочу всего того, что она предложила.

Дружбы этой дебильной. Разворачиваю ее спиной, продолжаю целовать, ласкать, трогать грудь, терзать клитор, пока она бьется в моих руках как мышка в лапах кота.

Скидываю халат, который успел натянуть, пока цапался с ней, и достаю оттуда резинку, натягиваю привычным движением и нажимаю Лиде на поясницу. Злость все еще клокочет в горле, хочется наорать, чтобы не думала заарканить меня в отношения. Хочется крикнуть, что мне это нахрен не нужно. Хочется прошептать, что это слишком.

Слишком обязывает в последствии.

Лида дрожит, когда головка, обтянутая защитой, пристраивается между ног, хочет что-то сказать.

— Не дергайся, я почти внутри, — целую щеку, чувствуя соленную каплю, делаю толчок.

Сука... Внутри горячо и туго, словно она замужем не была и не рожала никогда. И я на время застываю, пытаясь понять свои ощущения. Сказать, что они другие, ничего не сказать. Хочется не просто быстро кончить и свалить, хочется не просто спустить жидкость.

Остаться здесь хочется.