Выхожу из кабинета, направляюсь к лестнице, но кто-то хватает меня поперек туловища, одновременно зажимая рукой рот. И тащит куда-то в темноту.

Мия

Испуг быстро сменяется злостью. Даже гадать не пришлось, кто такой смелый! В доме появился лишь один новый жилец.

Кирилл, ты труп!

Я сильная, однако вырваться из железной хватки не могу. И, как ни стараюсь, лягнуть наглеца по колену не получается. Вспыхнувший свет слепит глаза.

— Эй, поросеночек! — шипит Кирилл мне на ухо. — Если пообещаешь не визжать, отпущу.

Пытаюсь кивнуть в знак согласия. Визжать не буду. Упырок не знает, что это бесполезно, в доме толстые стены. Зачем визжать? Я его молча прибью!

Хватка немного слабеет, я выворачиваюсь и пытаюсь стукнуть Кирилла обеими руками в грудь. А он опять ускользает! И я лечу рыбкой… прямо на кровать. Матрас пружинит, но я гашу рикошет и, развернувшись, вскакиваю на ноги и сжимаю кулаки.

— Неплохо, — кивает Кирилл, отойдя на безопасное расстояние. — Еще потанцуем? Кажется, до тебя еще не дошло, что достать меня невозможно.

Я легко вспыхиваю, но быстро успокаиваюсь. Просто напоминаю себе что-нибудь реалистичное, и это гасит эмоции. Вот сейчас, например, достаточно представить, как рассердится Леонид Сергеевич, если покалечить его племянника.

— Ты что себе позволяешь? — спрашиваю я, досчитав про себя до пяти. — Не боишься, что дяде пожалуюсь?

— Так и знал, что ты дятел, — цедит Кирилл сквозь зубы.

— Чего?!

Может быть, Леонид Сергеевич намекал, что у его племянника крыша протекает, когда запрещал влюбляться? Он же полный неадекват!

— Давай, рассказывай, что ты там дяде наплела.

У-у-у… Похоже, у кого-то рыльце в пушку?

— Я первая задала вопрос. — Скрестив на груди руки, падаю в кресло. Кирилл затащил меня в свою комнату. Правильно, куда ж еще? — Что ты себе позволяешь? Почему так со мной обращаешься? Если хотел поговорить, мог бы просто сказать.

— И ты пришла бы сюда добровольно? — скептически интересуется он.

— Нет. И нечего усмехаться, я тебе честно ответила. Предпочла бы нейтральную территорию.

— Например, кабинет дяди?

— А у тебя ко мне что-то личное?

— Теперь моя очередь спрашивать. Что. Ты. Там. Делала.

Именно так, чеканя каждое слово.

Занимательная у нас получается беседа. Жаль, времени нет ею насладиться. Пора заканчивать этот цирк.

— Разговаривала, — произношу я, как можно мягче. — О том, что тебя не касается. Хорошо, что мы встретились. Хотела поблагодарить тебя за помощь. Спасибо, это так благородно с твоей стороны. Если у тебя все, я пойду. Мне завтра рано вставать.

Этот прием я использую давно. Если хочу щелкнуть собеседника по носу, то перехожу на литературный слог, становлюсь вежливой и милой. Это прекрасно работает против тех, кто агрится. Обезоруживает. И Кирилл — не исключение. В его взгляде мелькает растерянность, и я покидаю комнату, воспользовавшись замешательством ее владельца.

Встаю я действительно рано, но не для того, чтобы подать Леониду Сергеевичу завтрак. Занятия в школе начинаются в девять утра, а я обычно прихожу к семи. Самостоятельно тренироваться в спортзале мне разрешил директор, за особые заслуги.

Дело в том, что я — кандидат в мастера спорта по акробатике. В спортивную школу я ходила до того, как попала в элитную. Мои способности быстро оценили, соблазнив чирлидингом. Далеко не в каждой школьной команде есть флайер, способный выполнять сложные трюки. А я могу и держать равновесие на одной ноге, закинув другую за голову, и переворачиваться в воздухе при броске.

Эти тренировки нужны мне самой. Я не фанат долгого сна, и занятия — обычная пробежка и растяжка — хорошо заряжают энергией на целый день. После успеваю принять душ и выпить кофе со свежей булочкой. Еду приношу с собой, потому что школьная столовая в такой ранний час еще закрыта. Заспанных одноклассников встречаю в привычном для всех образе. Здесь никто не догадывается, что я не их круга.

Нет, директор знает, кто моя мать. И учителя, наверное, тоже. Но мне кажется, Леонид Сергеевич запретил им болтать об этом. На родительские собрания он ходит сам. Мы не договаривались, что я буду изображать богатую девочку. Однако он не мешает мне поддерживать эту иллюзию.

Я с первого дня знала — если заикнусь о своем реальном финансовом положении, стану объектом для травли. В нашем классе есть двое таких бедолаг. Их обучение оплачивает благотворительный фонд. Они умны, ведь прошли жесткий отбор, чтобы участвовать в социальной программе. Но для мажоров они — мусор.