Шрифт:
В глубинах земли стояли мощные машины, которые ни одну сотню лет поддерживали жизнь и процветание погибшей цивилизации, но люди, уходя на поверхность, отключили их, ибо знали, что они уже им никогда не пригодятся. Убежища, где хранились машины, надежно исполняли свой долг, и ни ветра, хозяйничающие на поверхности, ни проливные дожди, ни перепады температур и прочие природные катаклизмы не причинили им ни малейшего вреда. Машины стояли и в любую минуты были готовы приступить к работе, выполнить любую прихоть, удовлетворить самый изысканный каприз. Но планета была пуста…
У нее не было рук, чтобы утереть слезы, у нее не было щек, по которым бы они катились, глаз у нее тоже как таковых не было, но почему же было так мокро и неприятно? Почему так щипало в носу, которого не было?
«Я уже все поняла, – плакала она. – Война – это очень плохо, я никогда не хотела войны, даже в шутку, даже, когда была маленькая! Я никогда больше не буду играть с Андрейкой в войну… Но отпустите же меня! Дайте мне проснуться или усыпите навечно, как этих бедных трехпалых существ!»
И тут она увидела молнию. Нет, молний она видела очень много, они ей уже даже порядком поднадоели. Но это была МОЛНИЯ! Как небольшой голубой взрыв. Она ударила в какую-то ей одну ведомую цель, многократно умножилась и вдруг…
Перед ней была одна из огромных машин подземелья, она и раньше видела их. Они стояли рядами, занимая огромные залы, одна непохожая на другую, мертвые и величественные… Но теперь она ясно увидела, как сразу после удара молнии (и куда только она умудрилась попасть?!), на одной из машин вдруг часто – часто замигали разноцветные лампочки, как будто затрепетали ресницы, что-то зашипело и зажужжало: машина будто ожила, и ей лишь осталось, как в сказке, пролепетать: «Ах, как долго я спала!..» А следом стали просыпаться и другие машины, казалось одна, проснувшись, и осознав себя в этом новом мире, немедленно будила другую, необходимую ей для дальнейшей работы…
И вот вновь одна картина сменяет другую, снова прошло много-много лет. Но никаких следов разрушений, никаких следов катаклизмов. Вся планета – огромный цветущий сад. Откуда-то вдруг пришло знание, что все это не обман зрения, но и не совсем то, чем кажется.
На ее глазах диковинная птица, пролетавшая мимо, села на ветку дерева и тут же превратилась в чудесный благоухающий цветок, а стоящее неподалеку дерево внезапно растеклось сверкающим ручейком, за ним другое, третье – и вот уже перед ее глазами море, песчаный пляж… Пушистые волны с шумом обрушиваются на берег и отступают прочь, белые птицы носятся над волнами, то и дело окликая друг дружку резкими пронзительными голосами…
– Это все компьютерные программы, – услышала она голос удивительно похожий на ее собственный. – Люди, некогда населявшие эту планету, погубили свой мир, истребили все живое, но сами того не зная, дали жизнь совсем новой цивилизации, непохожей ни на одну из ранее известных. Она возникла благодаря человеку, но лишь с его уходом смогла неимоверно развиться, превратившись во вполне самостоятельную, независимую ни от каких внешних факторов, могучую форму жизни – цивилизацию компьютеров. Конечно, на это ушла ни одна сотня лет – теперь наши компьютеры совсем не похожи на тех громадных монстров, что ты видела в подземелье – но это наше прошлое и мы бережно храним его. В нашей памяти хранятся данные обо всем, что некогда существовало на нашей планете. Мы можем воссоздать наш мир до мельчайших деталей, со всеми подробностями цвета, вкуса и запаха.
Голос стих, и она вдруг снова ощутила себя не бесплотным наблюдателем, а самым настоящим человеком с нормальными ногами и десятью пальцами на обеих руках!
И сразу же водоворот ощущений захлестнул ее: она почувствовала под ногами мокрый песок, а налетевший ветер растрепал ее волосы, он принес с собой запах рыбы и водорослей, ее обдало солеными брызгами, а набежавшая волна ласково облизала ноги и отступила назад.
Она вытянула руку, и одна из больших белых птиц тут же опустилась на ее ладонь. Она чувствовала ее вес и тепло, ей даже казалось, что она слышит, как под белыми пушистыми перьями бьется птичье сердце. Птице, наверное, было не очень удобно сидеть на ее ладони, и она переступала лапками, покалывая ладонь своими острыми коготками. Смешно наклонив голову, птица, не мигая, смотрела ей прямо в глаза…
И вот уже нет сил отвести взгляда от этих бездонных, темных глаз… Уже кружится голова… Что это? Ей показалось, или у глаз на самом деле выросли ножки? И они закружились в разные стороны, все ближе и ближе подбираясь к ней…
Посещения и пришельцы
Виктоша открыла глаза: дощатый потолок террасы, птичий гомон и пробивающиеся сквозь неплотно закрытые шторы первые лучи солнца… Что это было? Паук, поросенок, гусыня, «Лабиринт отражений», этот кошмарный сон?..
Она резко села и едва не закричала: перед ней сидела она сама! Это не было отражением в зеркале (у них на террасе и зеркала-то никакого никогда не было!). Она сидела, зажимая себе двумя руками рот, и прямо-таки физически ощущала, как ее глаза вылезают на лоб. Та же – напротив, была абсолютно спокойна и чувствовала себя, явно (в отличие от Виктоши) «в своей тарелке».
«Может, я уже и не я?» – подумала Виктоша. – «А кто? Гусыня?»
Она резко вытянула обе руки и в замешательстве уставилась на них – руки, как руки, никаких изменений, ничего похожего на гусиные крылья! Она осторожно ощупала самое себя – все было прежним, ее собственным. Она вновь перевела взгляд на себя напротив и осторожно протянула вперед правую руку, намереваясь потрогать эту другую Виктошу. Та, другая, заметив ее движение, тоже вытянула вперед правую руку и крепко пожала Виктошину ладонь.