Шрифт:
ФЕНЯ, ФЕНЕЧКА И «ФЕНЬКА»
В деревне сочиняется легко, Слова ложатся ладно и со смыслом, Поэму сочинил про Сулико, А повстречалась баба с коромыслом.
Не пожалев бумаги и чернил и выжав вдохновенье до отказа, про Фенечку поэму сочинил… И вот те на — звонок из-за Кавказа: — Э, дарагой, а как жэ Сулико? Что, бросил, да?!.. И далее — по фене. Ну, мне же сочиняется легко, и я в ответ загнул… Стихотворенье. Мосты стирая в золотую пыль, он посулил мне «феньку» в унитазе… Чудак, кацо! Про главное — забыл: ведь здесь же для удобства — лишь горбыль! А не фаянс белей снегов Кавказа. «Сердиты Вы, звезда моя…»
Печальны Вы, мой идеал, И мне, увы, совсем не рады. А я сквозь битвы и преграды Две тыщи лет сюда скакал.
Сердиты Вы, звезда моя; пылают гневом Ваши очи, расправу скорую пророча и лютой злобы не тая. Как Вам идёт багровый цвет, какой у Вас прекрасный голос!.. При чём тут длинный рыжий волос?! Где — от губной помады след? А говорили — ColorStay… Увы, на скалках не фехтую. Я превращаюсь в отбивную! И Вам не жаль моих костей? О, где мой старый верный щит, мой крепкий панцирь, шлем помятый!.. Миледи, это Вы — ухватом иль коромыслом? Всё, добит. ВАРЯГИ ВО ГРЕКАХ
Улетали в эмпиреи на планеты Платона шаровые валькирии с интервалом в полтона.
Красногубой вампириной весом этак в полтонны шаровая валькирия подхватила Платона и калёною чайкою у скалистого Крита так, случайно-нечаянно увлекла Демокрита… Но игольчатой магией без излишнего шума их распял на бумаге я с интервалом в полдюйма. У.Е. И ДАЛЕЕ
На неслагаемые части Рассыпался хрустальный сон Возможности земного счастья. Уехала ты навсегда.
Чалма, лопатой борода, кальяна дым — густой и крепкий, у. е., халаты… Навсегда забыты вы, цветы сурепки! На дню пять раз творить намаз зовут горласто муэдзины… У. е. и пара чёрных глаз под паранджой… И комья глины в руках умелых гончара становятся горшком, кувшином и пиалой. Зелёный чай, такой же, как у. е., зелёный, среди пустыни раскалённой в песок прольётся. Невзначай струна запретная задета. Послав к шайтану все запреты, мы сотворяем грешный рай. «Увы, никогда не бывал я на славном Майдане…»
И волны, и ветер, и сотни стихий на Майдане Срывают, уносят подальше весь сор наносной. Везде помаранч проявляет все новые грани. Оранжевой осенью в городе пахнет весной. Оранжевой осенью в мире так пахнет весной!
Увы, никогда не бывал я на славном Майдане; Крещатик не видел, когда зацветает каштан… Сижу на Парнасе, грызу апельсин-померанец, и чую нутром — Фудзияму окутал туман. Там сакура спит, в сладкой неге весну ожидая; в оранжевом весь, приближается к храму сенсэй… А в скалы прибрежные бьётся волна штормовая — тайфун надвигается, словно сорвавшись с цепей. А я на Парнасе сижу, весь такой иностранец… Родную Ямато вдали то тряхнёт, то зальёт, а здесь — хорошо… Есть нора, и грызу померанец. Хотя по секрету скажу: померанец — не мёд. Дичок-апельсинчик оранжевый, вовсе не мёд. СВИДАНИЕ ЗА ГОРИЗОНТОМ СОБЫТИЙ
Автопародия
Лексикона романтики дым; серый пепел с чужой сигареты, возле Веги развеянный где-то…
Место, которого нет. Время, которое мнимо. Клином там сходится свет в пепел с чужих сигарет, в облако сизого дыма. Вечность проносится мимо; в миг — мириадами лет. Рядом — зануда-поэт. Сердце без маски и грима. Скучен невообразимо: вечно приносит сонет, но — без цветов и конфет. Время-то, знаете, мнимо; денег, естественно, нет. КОРЯВЫЙ СОНЕТ
на тему:
«По оврагам завяла трава чернобыль»,
заданную Светланой СЫРНЕВОЙ