Шрифт:
Я не просто позволяла себя целовать. Я отвечала ему. Даже когда нежность сменилась жадной бурей, когда впечатал меня в сильное тело, пахом напряженным вжался. Я не понимала себя: мое тело реагировало на Вадима так же, еще пару дней назад. А сейчас покорялось другому мужчине. Неужели я перестала самой себе хозяйкой быть?
– Хорошо, – рвано произнесла, оторвавшись от хмельных губ. – Давай поужинаем, – нужно притормозить.
– Упрямая, – хмыкнул он. – Мы взрослые и свободные. Нас тянет друг к другу…
– Партнеры не должны вступать в близкие отношения, – я выскользнула из объятий и схватила сумку. Пора уходить.
– Ты сейчас вынуждаешь меня отказаться от инвестиций?
– Нет! – я не могла себе этого позволить. – Окажись от меня.
– Не хочу.
А я сама этого хочу?
– Сегодня? – спросил и очень откровенно по мне взглядом прошелся: лаская, вспоминая. Нам ведь было хорошо тогда. Обоим.
– Нет. В пятницу. Я поз…
– Я позвоню, – мягко прервал. Значит, соскочить мне не удастся.
На работу я не поехала. Хотелось дома побыть. Вероничка сегодня на тренировку не пошла, после насыщенных выходных в культурной столице отдохнуть нужно. Их даже в школе не мучили и отпустили после трех уроков. Я соскучилась очень: с ней я точно знала, что нужна искренне, кто мой дом и моя безграничная любовь.
– Что это? – изумленно на стену рядом с дверью посмотрела. Кто-то приделал к ней миленький почтовый ящик: белый с розовыми и зелеными нарисованными бантами и сердечками. Чтобы наверняка, ведь на такое язык не повернется ругаться. Неужели дочка придумала? А Елена Ивановна как согласилась?! Такое на клей не приделаешь. Им помогал кто? Здесь еще какая-то кнопочка в виде маленького цветка с сердцевиной, изображавшей подушечку пальца. Все-таки инновации везде! Я нажала и открылась подножка с письмом.
– Ничего себе! – я забрала его, и она сама захлопнулась. Пожелтевшая, состаренная бумага, с запахом чернил и сирени, скрепленная красной восковой печатью. Я ничего не понимала!
– Ника! – позвала, войдя в дом. – Никусь!
– Привет! – она выбежала и подставила макушку для поцелуя. – Как дела? – как-то подозрительно невинно поинтересовалась.
– Ты знаешь, что это? – я показала ей письмо.
– Не-ет! – и глаза так выразительно округлила.
– Елена Ивановна, а вы знаете? – я пристально на няню посмотрела.
Она губы поджала, видно, боролось с собой.
– Катерина, сама посмотри.
– Ладно, – я пальто скинула и прошла в спальню, печать сломала стремительно. Я знала, чьи это проделки: няня наша только перед Вадимом робела. Он для нее большой человек, из династической семьи политиков и чиновников. Она за его отца голосовала, когда много лет назад его мэром выбрали. Полонский для нее как человек из телевизора. Я вздохнула тяжело и взглядом по бумаге пробежала.
Письмо было написано от руки, и я безошибочно узнала почерк. Резкий, в разлет, с крутым наклоном.
Любимая, я знаю, что ты не хочешь меня слушать и не хочешь говорить со мной. Я попробую тебе писать.
Писать? Вадим тратить драгоценное время на письма от руки?! Удивительно.
Я не буду утомлять тебя нытьём…
Я хмыкнула. Стиль Вадима чувствовался. Что он мне хочет рассказать? О своих похождениях? Об этом мне знать совершенно не хотелось.
Я хочу рассказать тебе историю любви и спасения…
Жил-был эгоистичный и капризный мальчишка. С детства не знавший отказа: родители потакали и ублажали, взращивали в нем гордыню и чувство собственной исключительности (наверное, поэтому их никогда не было дома: боялись маленького монстра:).
Вадим нарисовал улыбочку, но мне смешно не было. Ирина Владимировна и Александр Иванович строили головокружительную карьеру и пополняли свой бюджет огромными ресурсами государства. Им не до сына было.
Этому мальчику никогда ничего не нужно было добиваться – все само в руки плыло. Он никогда не интересовался: что такое хорошо, а что такое плохо? Хорошо – ему. Плохо – плевать кому. Границы дозволенного неумолимо стирались, а детские игрушки сменились взрослыми. Особенно интересно было играть с людьми. Это было легко: когда не ценишь – не потеряешь.
Ему было пятнадцать, когда в первый раз получил сдачи за жестокую шутку. Тогда он в первый раз почувствовал боль, а вместе с ней жгучий интерес. У него появился первый настоящий друг и радость, которую не могли подарить деньги – спорт.
Капризный мальчишка узнал, что такое труд, упорство, настоящая цель. Пот, злые слезы, сбитые в кровь кулаки. Дружба, верность и наставник. Взрослый, которому важно сделать тебя человеком, бойцом, мужчиной. Он указал капризному мальчишке путь, а как по нему идти – личный выбор: расталкивать кулаками или уступать дорогу…