Тогда я легко нашлась с ответом, сейчас сложнее…

– Вероничка, – я присела на пуфик, – мы же с папой больше не живем вместе и сегодня поедем оформить это…

– Вы все-таки разведетесь, да?

Я сглотнула, увидев, что ее глаза слезами наполнились, и через мгновение она разрыдалась в голос. Это первые слезы с момента нашего с Вадимом расставания.

– Малышка моя, – я обняла ее, к себе прижала, и тоже заплакала.

– Я думала, вы помиритесь! – всхлипывала она. Елена Ивановна прибежала на крик, за голову схватилась, но я кивнула, чтобы не беспокоилась и просто оставила нас.

– Ника, – я отстранила ее, чтобы поговорить откровенно и видеть глаза в этот момент, – мы с папой действительно разводимся. Так уж вышло. Но ты в этом не виновата, – покачала головой я. – Я люблю тебя. Больше всего на свете люблю. И папа любит. И всегда будет любить.

– А если он жениться на тете какой-нибудь, мачехе! – и еще пуще разрыдалась.

– Поверь, папа не даст тебя в обиду никакой мачехе. Если у него кто-то появится…

– Или у тебя, – очень рационально заметила Ника.

– Или у меня, – согласилась я. – Мы все равно будем любить тебя с каждым днем все сильнее и сильнее. Ты мне веришь?

– Верю, – пискнула она и очень крепко обняла за шею.

– Ты задушишь меня! – теперь я кряхтела, заваливаясь на бок.

– Вероника, пошли одеваться, мы в парк собирались. Пойдем-пойдем, – Елена Ивановна очень вовремя появилась и забрала ее, отвлекая насущными делами. А я так и осталась сидеть, глотая слезы. Мне было больно говорить это. Я никогда не думала, рожая свою девочку от самого дорого и любимого человека, что придет время говорить ей: мама с папой разводятся…

2011 год, декабрь, Москва

Две полоски. Я дрожащими руками держала тест на беременность, в кровь разгрызая губы. Две полоски. Набросила на обнаженное тело мягкий белый халат в пол и спрятала тест в карман. Я не готова. Совсем не готова. Мне всего двадцать лет! Я еще учусь. У меня нет ни опыта, ни знаний! И я очень боюсь. Всего боюсь. Вадиму говорить боюсь. Мы четыре месяца вместе, не считая тех, что с ума сходили: он догонял, а я убегала. Как сказать ему?! А вдруг решит, что специально залетела? А вдруг…

– Кать, – я услышала, что зовет меня и вытерла глаза, медленно воздух втягивая. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вышла из ванной. – Мы едем, нет? – Вадим посмотрел на меня пристально. – Кать? Что-то случилось?

Я только головой покачала, пряча глаза от него. Такого красивого, уверенного в себе, одетого в стильный костюм, окруженный ароматом дорого парфюма и шлейфом больших денег. Теперь я точно знала, что Вадим не папенькин мажор. Но семья его входила в правящие элиты страны. А я всего лишь Катя Румянцева, студентка-третьекурсница, из обычной московской семьи, и я совершенно ему не подходила. Сегодня у матери Вадима день рождения, и он со мной хотел пойти, представить родителям, в свой круг ввести. Но как я теперь пойду?!

– Кать? – Вадим привлек меня к себе, присел в кресло и меня потянул, на колени усаживая. – Мальвина моя, давай рассказывай, – а сам взгляд поймать пытался, увернуться не давал. Я прикусила щеку и достала из кармана тест, ему протянула, а сама за густыми волосами спряталась. Я не хотела видеть его реакцию, только молча позволяла соленым слезам по щекам бежать.

– Это что такое? – спокойно поинтересовался он. – То, что я думаю?

Я кивнула, но головы не подняла.

– Эй, Мальвина, а рыдаешь ты почему? – Вадим убрал мои волосы и осторожно к лицу прикоснулся, слезы вытирая.

– Я боюсь…

– Чего? – тихо спросил он.

– Всего… И аборта боюсь, и рожать боюсь. Мне ведь учиться надо! – признания бурным поток понеслись, и я уже не могла остановиться. – Мне двадцать лет, ну какая из меня мать! И тебе боялась сказать. Ты ведь подумать можешь, что специально все подстроила. Но я ничего не планировала, правда. Веришь мне?

– Кать, я тебе говорил уже, что ты немного сумасшедшая?

– Да.

Говорил, конечно.

– И я тебе люблю. Вот именно такую люблю, – и притянул меня, нежно в губы целуя. – Выйдешь за меня замуж, Мальвина Румянцева?

– Я не знаю, – смутилась как-то, не ожидала совсем.

– Ну, ты подумай, окей? – рассмеялся Вадим, а потом очень серьезно спросил: – Катя, ты меня любишь?

– Очень люблю. Мне кажется, я никого и никогда так не любила, – призналась тихо.

– Тогда ничего не бойся, Мальвина моя. Ничего, – и прижал к себе сильно.

Я голову ему на грудь положила и поверила. Я больше не боялась. Много лет не боялась и привыкла к своему женскому счастью. Думала, навсегда оно со мной. Но, оказалось, потерять его легко очень. Как хрустальный бокал разбить, чуть к краю подтолкнув: еще вчера любовь из него пили, а сегодня острое стекло руки в кровь режет…