И, пожалуй, было бы прекрасно в той же степени, в коей это было бы ужасно, если бы простой римский плебс также осознавал, что за всеми этими хитросплетениями фактически стоят, как и всегда, клятые греки.

Так что, как не трудно догадаться, господа незнающие, на деньги коих и содержался, по сути, весь этот праздник жизни, задавали Сенату вполне закономерный вопрос — «а где же результаты?», естественно, ожидая услышать понятный и простой ответ.

Коего, разумеется, не было и быть не могло. Ну, а посему римскому флоту и приходилось изображать самую бурную деятельность на море, чтобы избежать шквала критики от глупых и, как всегда, неправых «гражданских».

Всё потому, что, в общем-то, флот обходился Риму ничуть не дешевле армии. Как-никак, построить корабль — дело не простое. Впрочем, как и во всех продолжительных делах, требующих регулярного ухода, его содержание — дело ещё более трудное, а главное — дорогое.

В то же самое время, ничего он, по сути, и не делал, если речь идёт про римский флот в тот момент, потому что нападать на иллирийцев — чистое самоубийство, причём не факт, что только лишь политическое.

Наконец, обслуживание государственного долга — дело тоже далеко не дешёвое, особенно тогда, когда его обслуживание требует постоянной и масштабной закупки иностранной валюты, а отказаться просто невозможно.

Хотя, конечно же, и сам Карфаген находился в положении, далёком от того прекрасного состояния, если так вообще можно выразиться о финансовой катастрофе, в коем была Республика.

Конечно же, осознавали это все, включая и самих римлян, что, в принципе, должно было бы намекнуть римскому военному командованию, что наилучшей возможной стратегией в данном случае будет и далее играть в войну на истощение, если бы не одно НО.

Как и всегда, политика, несмотря на всю её гнусность и беспринципность, играет первые роли в спектакле под названием война. Что, в общем-то, логично, ведь война — лишь инструмент политики.

В данном случае, политические амбиции верховного военного командования Римской Республики сыграли совершенно пагубную роль в избрании военной стратегии.

Если быть совсем точным, то сыграло пагубную роль одно очень важное обстоятельство — вот-вот истекали сроки полномочий консула, консула-суффекта и диктатора.

В случае первых двух — в связи с окончанием отведённого им года, а в случае последнего — в связи с окончанием отведённого ему полугодия. Собственно, осознание того, что данные события далеко не за горами, они и решились, по сути, на военную авантюру.

И, знаете, я могу их понять — и мне было бы очень и очень неприятно отдавать кому-то другому командование над моей собственной армией, да ещё и в «преддверии» момента моей величайшей военной славы.

Разумеется, мне бы не хотелось отдавать ему «свою победу», тем более, что это бы фактически подарило ему бесконечный политический авторитет.

Правда, мне подобных выборов делать не приходилось — я никогда не проигрывал. Собственно, на том я империю свою и построил, если судить фактически, а не юридически.

Впрочем, наши господа его сделали. К счастью для карфагенянина и к несчастью для римлян, разумеется. Подготовленные к сражению, карфагеняне, даже уступая в численности римлянам, всё равно имели большие шансы в этом сражении.

У них была инициатива, а потому они имели право выбрать поле боя. Собственно, они его и выбрали — широкое, а потому удобнейшее для конницы, поле на другом берегу реки, возле которой и был разбит карфагенянами лагерь.

Таким образом, оставаясь верным трём главным принципам карфагенской тактики, Ганнибал, в первую же очередь, обеспечил выполнение одного из них — дал битву в наиболее удобном для него месте, позволяющем ему наиболее полно раскрыть боевой потенциал своей военной машины.

Кроме того, Ганнибал располагал хотя и менее многочисленными, но значительно более опытными военными контингентами, так как недавно набранные легионеры были ещё совершенно зелёными парнями, а в некоторых случаях — и мальчишками.

Разумеется, прошедшие лишь ускоренный курс военной подготовки, если так вообще можно охарактеризовать это нечто, они характеризовались не слишком высокой боевой (важное уточнение) дисциплиной.

Не отличались они и высоким боевым духом, потому что великий карфагенянин, как ни странно, умело наводил на римлян просто хтонический ужас.

В частности, особого внимания заслуживает сюжет с совершенно секретной миссии по «изменению царящих в Риме настроений». Заключалась она, разумеется, в краже священных реликвий Марса, дабы тем вызвать у покровителя Рима «неудовольствие».

Естественно, действие, ожидаемое от человека, жившего в эру, когда мифология была прочной частью сознания каждого человека, даже не слишком религиозного, и оказывала прямое и вполне очевидное влияние на их поступки.

Тем более, что римляне и сами умело справлялись с этим, ведь они нисколько не забыли про то обстоятельство, что Ганнибал до сих пор был непобедим для них. Успокаивала их лишь вера, что это было верным лишь до следующего дня, когда на них, наконец-то, «снизойдёт» милость богов.