— Признаться, я надеялся на более тёплый приём.

Смутилась и уже спокойнее сказала:

— Это может быть опасно. Если тебя схватят...

— Меня не схватят. — Приподняв мою ладонь, он коснулся её губами, и по коже тотчас побежали мурашки.

Забытое чувство, которого мне так не хватало.

— От тебя столько времени не было ни одной весточки. — В голосе помимо воли прорезался упрёк. — Я переживала.

Генерал улыбнулся ещё шире:

— А я хотел сделать тебе сюрприз.

— Хоть я его и отговаривала.

Услышав голос креорки, едва не выругалась вслух. Поначалу я не заметила Эйо, не смотрела по сторонам, только на Вейнанда, а потому невольно вздрогнула, когда она приблизилась. Или правильнее будет сказать — подкралась. Осторожно и беззвучно, как кошка.

По-звериному яркие глаза креорки сверкнули в полумраке:

— Ты права, Лайра, это путешествие могло закончиться печально.

— Но вот я здесь. — И вторая моя рука оказалась в плену пальцев генерала.

Наверное, только его прикосновения и успокаивали. А вот присутствие чаровницы, наоборот, раздражало.

Это что же получается, они вдвоём путешествовали?

— И я бы хотела тебе напомнить, милый, что время поджимает.

Милый?!

Наверное, что-то такое отразилось в моих глазах, потому что Вейнанд, поморщившись, сказал:

— Терпеть не могу, когда она так ко мне обращается.

На что Эйо безразлично хмыкнула.

— Мне нужно поговорить с Лайрой, — выразительно покосился на неё Вейнанд.

Поджав губы, креорка пробормотала:

— Пять минут, Эскорн. Нам действительно не стоит здесь задерживаться... — Бросив на меня взгляд, уже громче добавила: — Пойду пока поприветствую нашего императора. Поклоны, реверансы, расшаркиванья... Надо приучать ко всему этому мальчика.

Чаровница скользнула по проходу, разделявшему два ряда старых, щербатых скамеек, а я посмотрела на Вейнанда:

— Что происходит?

— Пока ничего, но я надеюсь, что сегодня наконец произойдёт. Но сначала ответь на мой вопрос.

Кивнула и замерла, впитывая тепло его пальцев, его тёплый взгляд, в котором отражались отблески пламени.

— Полгода назад, на балу в ночь Чароденья, ты приняла моё предложение. Тогда я не знал твоей тайны и не понимал, в какое положение тебя ставлю. Но сейчас... Если бы был способ сохранить силу и быть со мной, ты бы согласилась... стать моей женой?

Не скажу, что его слова стали для меня неожиданностью. Вряд ли он бы проделал такой путь, просто чтобы меня увидеть, подержать за руки и коснуться поцелуем кончиков пальцев.

— Я не хочу тобой рисковать. — Мой голос охрип от волнения, по телу снова побежали мурашки, но уже не удовольствия, а страха. — Если ты пострадаешь...

— Это не ответ, Лайра, — в серых глазах отразились решимость и бесстрашие воина. — Мне нужно от тебя одно слово. Всего лишь одно слово.

Одно короткое слово, из-за которого он может погибнуть, на которое так сложно решиться.

И которое я так долго мечтала ему сказать.

— Я не...

Но он снова меня прервал:

— Не решай за меня. Это мой выбор. Моё решение. Но мне важно понять, что ты ко мне испытываешь.

Мне всегда было сложно выражать свои чувства и тем более о них рассказывать, но в этот раз слова дались легко, словно уже давно готовы были вырваться из сердца, покинуть эту клетку.

— Я люблю тебя. Люблю сильнее, чем могла когда-нибудь себе представить. Люблю твои глаза, твою улыбку, твоей характер. Хоть, — улыбнулась своим мыслям, своим воспоминаниям, — поначалу некоторые его черты меня ужасно раздражали. Например, твоё упрямство и твоё маниакальное желание обо мне заботиться, а главное, — обязательно и непременно выдать меня замуж.

— Меня эта моя черта тоже впоследствии стала раздражать. А видеть рядом с тобой всех этих охотников за жёнами было той ещё пыткой. — Он сплёл со мной пальцы, тихо добавил: — Это не одно слово, но так даже лучше. А значит, мы это сделаем.

Мы это сделаем...

Мороз побежал по коже.

— Но прежде хочу, чтобы ты знала. — Его глаза снова стали пепельно-серыми, как будто отблески пламени в них померкли. — Есть кое-что, о чём я тебе никогда не рассказывал. О твоём отце... Вернее, об обстоятельствах его смерти. — Помедлив, словно собираясь с мыслям, а скорее, решаясь на признание, он продолжил: — В том, что маршала Ноэро не стало, есть и моя вина. Он погиб из-за меня.