Шрифт:
Показал на смартфон.
— Только, говорит, дяде Артуру это вряд ли понравится.
— Почему?
Пожал плечами.
— Пошли выяснять.
Набрала маме СМС, что скоро приеду не одна.
Так, маршрутки, автобусы и прочее у нас опять отпадают.
Я с ними так разорюсь, серьезно. Хоть компенсацию транспортных расходов не проси.
Такси, такси... А ещё я, кажется, придумала первый почти контактный способ взаимодействия.
— Никит, а хочешь мой плейлист послушать?
Кивнул, соскочив на ноги.
— Ну, пошли тогда. Скоро машина подъедет, только наушники захватим, а то дядя таксист испугается.
Рассмеялся, убегая в прихожую. Он славный. Эх, надеюсь, его отец это понимает...
— Обалдеть! Прикольно! Серьёзно!? Ты правда вот это...
Включает очередной трек, откидываясь на спинку сиденья. Я не перестаю улыбаться, немного приближаясь к нему ближе обычного, вслушиваясь в растянутые между нами наушники.
Так, что он там выбрал?
Весь мой пятнадцатилетний треклист в его распоряжении.
И что ни говори, сейчас в этом есть что-то особенное, сакральное. Поэтому мне комфортно, поэтому и Никита не замечает моё плечо, что сейчас явно на границе его зоны безопасности.
— Ой, они так поют прикольно! — Это я слышу примерно на каждую вторую запись.
— О, папе бы понравилось. — А это на каждую третью.
— О, погоди, я себе скину...
Вздыхаю.
— Никит, давай я тебе просто доступ к аудио открою, потом добавишь себе.
Заулыбался ещё шире, хотя куда уж тут... Только приближаться дальше — опасно. Поэтому на каждой кочке я вцепляюсь в спинку сиденья впереди, и ребенок это точно замечает...
— Ты тоже думаешь, что со мной что-то не так? — Вдруг спрашивает, отворачиваясь к окну, не доставая наушник. — Что я не нормальный?
— Никит...
Я не знаю, что сказать. Но молчать глупо. Он напрягся и резко сжал кулаки. Понятно, гордый отцовский характер — никакой жалости к нему, никакой пощады от него.
— Пойми... у каждого из нас есть своя зона комфорта. Это нормально. Мы все должны уважать эти границы друг друга. Любому будет неткомфортно, если кто-то позволит себе лишнее.
— И...
— И я не хочу, чтобы тебе было плохо. Это всё. Мне иногда очень хочется тебя обнять, потрепать по волосам, коснуться папкиных ресниц или носа...
Обернулся, взглянув бездонно завораживающими.
— Вот и даже сейчас. Я, наверное, очень тактильный человек... Но меньше всего на свете мне хочется, чтобы тебе было не уютно. Веришь?
Не решаясь, кивнул.
И это... Хорошо. Уже что-то. Он хотя бы знает теперь, что я думаю.
— О, мы приехали!
Сестра едва не бросилась ко мне на шею, но замерла, заметив Никиту позади.
— Кто это?
У меня звенит в голове почти такой же вопрос, ибо... Ну, не похож же. Совсем. Словно они не родные вовсе, я аж к Никите обернулась, стараясь уловить хоть одну черту.
И лучше бы не поворачивалась обратно...
Но мама вовремя вылетела из кухни, мельком смерив взглядом его брата, заметила Никиту позади меня и всплеснула руками от радости (едва ли искренней).
— Ой, Никиточка...
Артур (вроде Артур же?) нахмурился ещё больше. Нели перевела взгляд на маму и повторила.
— Кто это?
— Сын...
Оборвал будущую свекровь, оторвавшись наконец от стены:
— Моего брата.
Все застыли. Особенно мама. Ей, похоже, стает дурно от навалившегося осознания ситуации. Ну, нельзя так сразу с пожилым человеком...
Никита позади... Хохотнул.
— Прико-о-ольно. Вы пропустите уже наконец? Свет, что ты стоишь?
— "Свет"? — Переспрашивает Артур, словно Никита тут "Мам" сказал.
Да, действительно, что стоим-то? Надо хоть разуться.
— Нели, маме корвалол, и это... Дверь запри как-нибудь, чтоб не сбежала.
Почти между Светом и Тьмой
Нет, всё же, поразительно не похожи. Как возможен такой контраст?
Почти черные глаза с длинными ресницами, темный шоколад против светло зелёных глаз с горбинкой на носу и волос цветом насыщенного молоком капучино, если даже не светлее... Ну и загар у Артура такой, будто он с курортов не вылазит. Аж завидно.
Всё молчит и сверлит меня взглядом, хоть мы уже и за чай с тортом принялись, успокоив немного маму.