За его спиной прячется Нинель, сцепляя кисти с рукой Артура, что только сейчас отстраняется от повторного удара. Защитит? От меня?

— Рад Вас видеть, как поездка? Выспались или не получилось?

Артур скалится, что-то явно отвечая за неё. Перевожу взгляд на женщину, решившую наконец оторвать исполосованные очертаниями вспученный вен руки от лица, что так не похоже на Светино. Худенькая блондинка, с колким, притворно обессиленным взглядом. Беспокоится за собственных девочек?

— Представляете, пока добирался, поставил пыльцой этих ваших чертовых лилий себе такое пятно...

— Каких лилий!? — Срывается голос их матери.

Артур ловит воздух, не веря ни одному слову. Но мне его одобрение и не нужно.

— Как раз за Вашей спиной. — Вся троица оборачивается, только сейчас заметив цветочки. — Сейчас Света отмоет руки и расскажет, как пыталась спасти мою рубашку.

Ненароком провожу по груди, сам замечая алые и бордовые крапинки, подтверждающие наглую ложь.

— В темноте? — Усмехается Артур.

Глаза их мамы снова заволокло волнением.

— Почему бы и нет? В чем разница между светом и тьмой, верно? Лишь в том, что свет так легко поглотить.

Закатывает глаза, распрямляя рукава, утаскивает Нинель за собой. Их мама, кажется, пытается поверить, пряча взгляд от меня и изредка содрогаясь натянуто фальшивой улыбкой.

Поговорили обо мне? Отлично, теперь заслужил приход. Никита ожидаемо копается в торте, а я уже почти осваиваюсь, как вдруг едва вздрагиваю от тепла ладошки на моём ребре.

Чувствую её аромат совсем близко, смакуя желание развернуться и сотворить с этим солнышком что-нибудь очередное, для неё незабываемое.

Только она шепчет едва слышно.

— Прошу ещё раз, не порти ничего.

О как... Решаю не оборачиваться, ответить, смотря на всю, только севшую по своим местам троицу, не считая единственно важного сына. А ему тут неплохо.

— Почему, солнце?

Не пытаюсь загасить ухмылку от реакции каждого на явно услышанное. Букеты продолжают лежать в коридоре, и это уже надоело.

— У тебя замечательная семья, а ты боялась.

Света щипает всё то же место, но разве это того не стоит? Чудесная проверка на вшивость. Выставляю ладонь, останавливая её мать от попытки схватиться за сердце.

— Ладно, шучу.

Артур гневится, но его достоинство выше этого. Выше меня. Всегда было.

Представляюсь, едва коснувшись щеки их матери, хоть та и слишком напыщенно морщится, явно сравнивая мою персону с зятем.

— Простите, если не к месту. Своих только заберу и отчалим. У нас, представляете, шашлыки из морепродуктов... Хотите к нам? Вижу, что нет. Жаль-жаль.

Света наконец садится рядом с Никитой. А я чем хуже? Тесню взором собственного сына, что заранее догадался приготовить хоть что-нибудь и для меня.

— Артём Игнатьевич... — Нинель пытается улыбнуться.

Брат наконец встаёт, показывая собственную серьезность (будто кто в ней сомневался), а я ещё ничего и не сказал особо.

— Погоди, торт хоть попробую. Свет, как тебе, вкусный?

— Тём, пожалуйста...

Её мама пожирает меня взглядом, слишком открыто начиная ненавидеть.

— Вы простите, что потревожил. У Вас замечательная дочь, — Исправляюсь. — обе. И зять, наверное, тоже, да?

Оборачиваюсь к брату.

— Этот тоже ничего, поверьте.

Женщина неплохо держится.

— Да верю-верю. А всё же... Какие у Вас отношения с моей Светочкой?

Улыбнулся, пробуя первый кусок.

— Самые теплые. Не бойтесь, не обижу её. А торт ничего, — Обернулся к пай-девочке. — сладкий...

Света вспылила, отбросив ложку.

— Тём...

— Я сам. — Доносится из-за спины.

— Серьезно? Любовь так меняет характер?

Снова перевожу взгляд на светленькое каре.

— Вы его окучивайте получше, он о-о-очень перспективный. А из семьи какой интеллигентной, да и вообще мужчина с мозгами. Это нынче редкость, поверьте.

Нинель рядом оттягивает назад ненаглядного. Артур плюёт "Шут" и садится обратно, утопая пальцами в собственной гриве.

— Я тоже скучал эти 5 лет, Артурчик, потом поговорим... Никит, ты наелся?

Сын кивнул, отстраняясь от стола.

— Свет, мы ждём в машине, сильно не задерживайся.

Я знаю, что он сейчас злится и не понимает, почему его папа такой. Громко хлопнул дверью, громко щёлкнул ремнем, нахмурился, отвёл взгляд и вообще пыхтит маленьким паровозиком.

— Никит, злишься?