— Красиво… — заворожено протянул Спенс и бросил короткий взгляд на статую. — Что значит «Соа Локири»?

— Создатель звезд. Творец. Это произведение искусства, посвященное Дал Эльне, созданное рукой одного из наших величайших скульпторов, Бхарата.

— Творец, — проговорил Спенс. Это слово он уже знал. — Это название. А Дал Эльна?

Кир склонил голову набок, разглядывая Спенса.

— Дал Эльна — Вездесущий.

— Ты имеешь в виду Бога?

Кир покачал головой.

— В твоем сознании не было определения этого слова. Оно мне незнакомо.

Жестокое чувство вины заставило Спенса согнуться. Конечно, слово не имело для Кира значения потому, что оно не имело значения для Спенса. Какими бы средствами Кир не изучал английский язык , он пользовался лишь семантически определенными образами. Бог для Спенса был пустым словом. А значит, для Кира оно не имело смысла.

— Словом «Бог» люди пытаются описать весь мир.

Кир продолжал смотреть на него.

— Ничто в жизни не трогало меня так, как творение Бхарата. Он — великий художник. От него остались другие работы?

— Нет. Но это лучшее из созданного им. И только оно пережило Сожжение.

— Вот беда! Я бы очень хотел посмотреть еще… — он снова взглянул на скульптуру. Теперь ему казалось, что в глубине ее он видит горячие точки звезд, рождающиеся планеты, миры, вызванные к жизни Творением, и многое другое. — Когда я смотрю на нее, мне кажется, я начинаю понимать суть мира… но только кажется.

— В этом и гений Бхарата. Он отобразил тайну Дал Эльны и дал визуальное выражение величайшей истине наших философов: Ри шилл дал кеду кри. Это означает: «Во множестве Одно».

Спенс повторил слова, медленно покачав головой.

— Тебе придется объяснить. Кажется, я не понимаю.

— Много сотен жизней назад наши философы свели все свои теории к этой единственной аксиоме. Проще выразить ее невозможно. Но я подумаю, как объяснить тебе.

Они молча покинули нишу и кинетическую скульптуру. Спенс вышел на цыпочках, как священник, покидающий святая святых. Он ощутил острую тоску, почти одиночество, как будто сам отказался от присутствия Божества. Он чувствовал себя потерянным.

На пороге он повернулся, чтобы кинуть последний взгляд на Соа Локири, но ниша была темной, а призрачный объект неподвижным. Теперь он задавался вопросом, а правда ли он видел все эти переливы света, эти удивительные цвета. Сердцем он понимал, что ему довелось встретиться с шедевром, и эта встреча изменила его.

… Кэролайн Сандерсон попросила ручку и бумагу. Такого за все одиннадцать лет, проведенных ей в Холиок-Хейвен, никто не помнил. Эта простая просьба привела к неожиданному результату. Сотрудники приюта бросились исполнять ее, спеша и натыкаясь друг на друга. Миссис Сандерсон, жена директора Центра развития Дженерал Моторс, представлялась врачам крайне сложным и важным пациентом.

Из всех здешних постояльцев она выглядела, с одной стороны, вполне здоровой, а другой стороны — самой больной, все зависело от случая. Нередко она выглядела удивительно спокойной, называла всех по именам и выделялась среди других пациентов живым обаянием. Но хорошие дни сменялись периодами крайней тоски и депрессии. Чем лучше она себя чувствовала в спокойные периоды, тем хуже — в периоды черной тоски.

Когда на нее находили приступы безумия, очаровательная утонченная женщина превращалась в отдаленное подобие человека. Ее личность словно распадалась; она не узнавала никого, не помнила, кто она и где находится. В такие моменты она считала, что некая странная сила овладевает ей и крадет ее рассудок.

Вот почему, когда она попросила ручку и бумагу, сотрудники из кожи вон лезли, спеша выполнить ее просьбу. Все посчитали, что это знаменует начало хорошего периода, а таких в прошлом году было немного.

— Это ты, Белинда? — Миссис Сандерсон услышала легкий шум возле двери и повернулась навстречу медсестре в белой униформе, увещевавшей другую пациентку, стоя с открытых дверях. Женщиной в светло-голубом платье, целеустремленно пыталась пройти мимо нее дальше по коридору, сжимая в руке потертый чемодан.

— Сегодня корабля не будет, миссис Моузер, — мягко уговаривала медсестра.

Женщина изумленно слушала ее, время от времени повторяя: «Я же не опоздала? О! Ооо…», глаза у нее при этом были совершенно дикими.

— Нет, конечно, нет, — успокаивала медсестра, кладя руку на плечо женщины. — Вы не опоздаете. Мы обязательно сообщим вам, когда придет корабль. А сейчас вам лучше пойти в свою комнату и распаковать вещи. Скоро обед.

Женщина задумалась, потом повернулась и поплелась прочь, волоча за собой чемодан и что-то бормоча на ходу. Медсестра проводила ее взглядом, и вошла в комнату.