Наверное, Бранта бы долго пополам разрывало: и от своей половинки уйти не мог, и тревога за сына росла с каждым днем. Все решила судьба, прихотливый случай. Две штурмовые группы напали на поезд, рассчитывая ограбить инкассаторский вагон – люди перевозили в порт партию алмазов для транспортировки на другой континент. Ильзе не зацепило – снайперы засели на огневых позициях вдали от путей. А вот Брант и другие штурмовики-альфы угодили в ловушку. Вагон был заминирован. Огненной армии подсунули умело состряпанную фальшивку. Брант остался жив по чистой случайности: отбросило взрывной волной в овраг, оглушило, контузило, посекло обсидиановыми осколками, и, все же, он каким-то чудом сумел превратиться. Красно-коричневый лис, истекавший кровью, кое-как дополз до опушки. Отлежался полчаса, залечивая раны, и, шатаясь, ушел прочь – от места взрыва, от базы и своей невенчанной жены. Матери его ребенка, которая не удосужилась взять красно-коричневого лиса на руки и отнести в машину. Ильзе методично отстреливала высыпавших из поезда людей и оборотней. О Бранте она не беспокоилась. Если не слабак – выберется. А если не выберется… слабаки никому не нужны.

Брант вернулся в родительский дом. Еле добрался: шел по лесам, прячась под лисьей шкурой, кормился дарами ранней осени – падалицей яблони-дички, боярышником, облепихой, грибами. Как-то раз придушил слабенького крольчонка, впервые наелся, сожрал вместе с мелкими костями. Дома забился на знакомый сеновал, лежал, думал, с благодарностью принимал еду из рук матушки. Не превращался – говорить не хотелось. Матушка заговорила с ним первая. Дождалась, пока лис вылижет миску – куриная лапша сегодня была особенно хороша – и спросила:

– Что делать собираешься? К Ильзе вернешься? Или о сыне подумаешь? Если хочешь что-то изменить, уезжай в Ключевые Воды. Мой двоюродный дед прислал письмо. Старик при смерти, одинок. Зовет нас приехать, обещает завещать дом. Мы с твоим отцом никуда не двинемся – приросли, обзавелись хозяйством, которое не бросишь. А ты можешь воспользоваться шансом. Ты даже в розыск не объявлен. Ничего не мешает уехать и начать жизнь с чистого листа.

Брант терзался целую неделю. Вспоминал, как раньше шерсть на загривке дыбом вставала, когда думал, что дед на людей работает. Свои слова, сказанные для Ильзе, перебирал: как просил переступить через себя ради семейного счастья, как мечтал увезти сына туда, где не надо ждать бомбы на голову. Почему теперь опаска берет, и лапы к сеновалу прилипают? Ответ был прост: Ильзе, заноза-Ильзе. Здесь, в деревне, можно тешить себя надеждой, что она вернется. Отъезд в Ключевые Воды упования перечеркнет.

Пришлось резать по живому. Брант серьезно поговорил с сыном, расспросил сопливого шестилетку, как равного: хочет ли перебраться в город? Будет ли учиться в школе или ему даже на уроки к деревенскому старосте ходить не интересно? Пугает переезд или кажется захватывающим приключением?

Айкен выбрал дорогу. Как ни удивительно, загорелся он после слов о школе. Другая кровь. Бранта на уроки к старосте ремнем загоняли, без угрозы порки ни одно домашнее задание не делал. Так и выучился под ремнем: кое-как читал-писал, круглые цифры в уме складывал – не всегда с одинаковым результатом, и таблицу умножения на восемь заучил наизусть. Остальные не зубрил, потому что не задавали.

Сын пошел в Ильзе не только цветом шерсти и внешностью, умом тоже. Уже освоил грамоту, читал книжки из общинной избы, редко попадавшие в деревню газеты. Читать-то читал, да мало что понимал. Тут учителя другие были нужны.

Ушли налегке, с армейским рюкзаком и термосом-нержавейкой для обедов, полным гречневой каши с крольчатиной. Пока собирались, пока добирались до станции, Брант ждал вопроса об Ильзе. Айкен так и не спросил, приедет ли к ним мать. Почему дедушка и бабушка не хотят переезжать, он сразу понял, согласился, что бросать курочек и свинью жалко.

Станция – одноэтажное здание с куполом и шпилем – потрясла Айкена до глубины души. Пока дожидались электрички, сын все колонны перетрогал, трижды подбегал к питьевому фонтанчику. Смотрел широко открытыми глазами, но попить так и не осмелился. Брант вытянулся в жестком кресле, в ряду за колоннами, и хвалил себя за то, что решился на отъезд. Сейчас, на перроне, ему стало ясно – ясно до боли – каким дичком рос сын. Сам-то Брант был попроще, ему и деревенских забав хватало. А Айкену прямая дорога в городскую жизнь. Расспросы обрушились в электричке. Сын проводил здание вокзала взглядом и затараторил:

– Пап, а почему там на крыше железка торчит? А ты видел, какие фонари? А как в них керосин заливают? А зачем эти белые круглые столбы? Чтоб крыша не падала?

Брант не знал, что отвечать, а если и знал, слов подобрать не мог. Не умел объяснять, и совсем не разбирался в архитектуре. Только сказал, что фонари не от керосина горят, а от электричества, которое не дымит и не пахнет. После этого беспомощно смолк. Выручил его сосед с сиденья напротив. Пожилой неопасный лис начал рассказывать Айкену о железной дороге и станциях, да так интересно, что Брант сам едва не открыл рот.

– Станции от Лисогорска до Ключевых Вод составляют архитектурный ансамбль. Их проектировали и строили оборотни и люди, старались придать каждой станции индивидуальность и сохранить связь и единство. Вы сели на станции Лесная. Видели мозаику внутри?

Айкен кивнул.

– На трех мозаиках изображены люди и оборотни. На первой – сборщики грибов с корзинами. На второй – засолка, горы грибов, которые надо перебрать. А на третьей – укладка в бочки. В Лесной самый большой засолочный завод. Грибы ценятся не только здесь, их экспортируют за пределы края.