В доме у Джорджа ели из бумажных тарелок. По выходным Питер с дядей ездили на Лонг-Айленд, где покупали шесть белых маек – Джорджу на каждый день – и упаковку из двух тысяч сверхпрочных, высшего качества бумажных тарелок. Они высились на кухонной столешнице двумя башнями. Обеденного стола в квартире не было, и все ели перед телевизором, держа тарелки на коленях. В качестве приборов использовали столовое серебро, которое Бренда оставила, когда уехала к родителям. В раковине вечно валялись вилки, ножи и ложки. Еще Бренда оставила баночку крема для лица – Джордж засунул ее в самый дальний угол ванной, забаррикадировав со всех сторон пеной для бритья, «Олд спайсом», «Клерасилом», ополаскивателем для рта и зубными щетками, оставлявшими там и сям следы пасты. Принимая душ, Питер иногда открывал баночку, чтобы ощутить запах огурцов и свежего белья. На серебристой крышке никогда не оставалось пыли, и Питер подозревал, что отец и дядя делают то же самое.

Брайана отстранили от патрульной службы, а когда скандал улегся, перевели в дорожную полицию. Их бывший дом почти сразу купила молодая пара из Рокуэя, и риелтор велел своему помощнику описать все имущество бывших хозяев. Все, даже посуду. Простыни. Пластмассовые контейнеры. Подставку для зонтов с тремя зонтами. Велосипед Питера, старенький «линкольн-логс». Каждый доллар шел на врачей и адвоката, и деньги утекали как песок сквозь пальцы. Брайана угораздило рассказать об этом сыну. Питер мужественно переносил все – арест матери, обвинение, судебный процесс, решение о принудительном лечении. Но вот это его добило – значит, по их дому шастали незнакомцы, пялились на его коллекцию наклеек, примеривались к его скрипучему стулу, и все это – пока они с отцом сидели на диване в Куинсе и смотрели «Свою игру». Брайан смотрел, как Питер переваривает эту новость. Ростом и шириной плеч он уже сравнялся с отцом. Питер густо покраснел. Брайан отвел глаза. Он совсем забыл, что сын еще подросток.

Конец ознакомительного фрагмента.