– Твоя ошибка была не в самой краже, - сказал Бевин.
– Ты украл не у того человека. Мы, моряки, много работаем за своё жалование. Жизнь на морях чертовски сурова, а судовладельцы скупы. Мы копим каждый медяк до тех пор, пока не вернемся в порт, а потом тратим все за один прекрасный день. Воровать у моряка - глупо.
– Зак только открыл рот, чтобы сказать, что Август не был моряком, когда Бевин добавил: — Но воровать у торговца мехами - это самоубийство.

Зак крепко сжал губы и заерзал на стуле. Он вспомнил выражение лица лерианца. И нож на его поясе.

– Торговец мехами тратит всю свою жизнь на то, чтобы добывать зверей, которые могут защитить себя гораздо лучше, чем ты, щенок.

Он изобразил удар и поворот, взрезая воображаемым ножом середину пушистого создания, которое мысленно разделывал в своей голове.

– Он вскрывает их, вываливает дымящуюся груду кишок, а потом снимает с них шкуру и распиливает ее сантиметр за сантиметром. Сделав это, он соскребает маленькие кусочки мяса — осторожно, тщательно, чтобы не повредить мех. Затем он вытягивает шкуру вот так, и прибивает ее гвоздями, чтобы она высохла.

Бевин внимательно изучал свои ногти.

– Во время работы проливается столько крови, что он никогда не может её забыть. Этот запах никогда не покидает его, он ощущается постоянно. Но торговца мехами это не беспокоит. Ты когда-нибудь видел оленя, малец?

Зак тяжело сглотнул и покачал головой.

Бевин задумчиво закрыл глаза.

– Это прекрасное создание. Лоснящаяся шерсть. Большие карие глаза. Изящные маленькие копытца. Они грациозны, как ветер.
– Он открыл глаза, и в них блеснуло жестокое веселье.
– Торговец мехами разорвет их, не моргнув глазом. А вот ты, щенок — не знаю, когда ты в последний раз видел себя в зеркале, но похож ты больше на крысу, чем на оленя. Как ты думаешь, что значит твоя жизнь для торговца мехами?

«Он всего лишь пытается напугать тебя»,– сказал себе Зак. Беда была в том, что это сработало.

– Это был просто дурацкий кошелек с деньгами.
– Протест прозвучал кротко и нелепо даже для него самого.

– Такой человек, как Август, проводит четыре дня из пяти в лесу, живет в суровых условиях, в полном одиночестве. Он ловит все, что может поймать, и продает за то, что может получить. Он приезжает в город всего несколько раз в год, а когда приезжает, то хочет потратить свой заработок на развлечения. Каждая монета в этом кошельке символизирует день убийства и ночь, проведенную под звездами, дрожа от пробирающего до костей холода. И такого человека ты решил обокрасть?
– Бевин покачал головой.
– Самоубийство.

Зак очень красочно представил себе все это: Август сидит на корточках у костра, мясо жарится на вертеле. Куча трупов, развешанных на деревьях; шкуры, прибитые гвоздями к стволам деревьев. Зак всегда немного побаивался лесов, даже тех, что были в парке, а Август, очевидно, их не боялся. Если бы что-нибудь зашуршало в кустах, лерианец развернулся бы, сверкнув ножом в свете костра, и перерезал бы ему горло. Зак почти чувствовал, как горячая кровь заливает его руки.

– И ты продашь меня такому человеку?

– Нет, если он не заплатит больше Волосача.

Зак не торопясь сделал большой глоток эля, чтобы Бевин не заметил, как у него дрожат губы. Но Бевин, должно быть, все равно это заметил, потому что рассмеялся.

– Расслабься, щенок. Я тебя просто разыгрываю.

Зак расправил плечи.

– Так ты... не продашь меня Августу?

– Нет, если только он не предложил так много, что я просто не смогу отказаться. Но тут, похоже, шансы в твою пользу. У Волосача причин платить больше, чем у лерианца. Скорее всего, он предложит самую высокую цену. Страх - гораздо более сильный мотиватор, чем гнев.

У Зака от злости раскраснелись щёки.

– Жадность - тоже довольно сильный мотиватор.

– Я же говорил, - Бевин пожал плечами.
– Мир суров.

«Вот тебе и планы на будущее».

* * *

– Вот и всё, - сказал Коди, глядя, как солнце опускается за горизонт, растворяясь в кровавой дымке смога.
– День подошёл к концу.
– Сержант выглядел настолько унылым, что можно было решить, будто с наступлением сумерек жизнь должна была его покинуть.

– У нас всегда есть завтра, - сказал Ленуар, надеясь, что его голос звучит решительно. Пепел щекотал ему нос и щипал глаза, как и дым от тысяч пожаров, когда люди по всему Кенниану пытались прогнать чуму кострами и суевериями.

В нескольких километрах отсюда, в самом центре Лагеря, Мерден лечил больных — или, по крайней мере, пытался это сделать, — а сержант Иннес и пара часовых стояли на страже, охраняя целителя от убийцы. Констебль Креарс всю ночь будет держать барьер - и не понятно, выделил ли для этой цели шеф Рек дополнительных людей.