— А если серьёзно, — вдруг спрашивает Рим, забывая про всё веселье, — ты хоть теперь понимаешь, что изначально затея была чертовски дерьмовой?

И снова этот момент. Нормальный бы точно жалел и каялся. А я лишь качаю головой.

— Нет, — и это чистосердечное, каким бы в итоге конченным я ни казался. — Если бы я не довёл Лину, она бы мне никогда не сказала правды.

Рим с видом, ну ты и идиот, закатывает глаза. Но мне, если честно, посрать не его мнение. Я не из тех, кто оплакивает свои ошибки и ищет, как себя оправдать. Да никак, это уже всё сделано. И с какими бы я сейчас словами ни пришёл к Лине, никак не отменю того, что сделал за этот год.

Это не говорит о том, что я не понимаю всего масштаба, насколько я оплошал. Понимаю, ещё как понимаю. Но если сейчас я буду убиваться, никогда не смогу собрать себя, чтобы сделать то, что должен.

— Ты хоть объяснишь ей всё? — не унимается Рим.

Но я снова слишком просто качаю головой, что друг уже не скрывает своего возмущения.

— Да лааадно, — тянет неверующе и недовольно.

А моему спокойствию как-то разом приходит конец. Я срываюсь прямо на друга.

— Послушай, чего ты от меня хочешь? Чтобы я плакался и ползал у неё в ногах? — судя по промелькнувшему одобрению в глазах Рима, понимаю, что сейчас он скажет, именно так, но я не даю ему вставить и слова. — Да она даже слушать меня сейчас не станет, после сегодняшнего. Или что ещё вероятнее, подумает, что это очередная фигня, чтобы испортить ей жизнь.

Вот этого Рим уже не может отрицать, поэтому даже больше не спорит, однако для его же успокоения, да и для своего заодно, потому что мне надо это сказать хотя бы для самого себя, чтобы в это поверить, я добавляю.

— Сначала я должен исправить всё то, что разрушил, а потом можно и поговорить, — заверяю я, хотя сам даже пока не представляю, как именно всё проверну. К тому же сейчас есть ещё одна очень серьёзная проблема, которая не может ждать. — И вообще, что между мной и Линой, это только между мной и Линой. Нам же с тобой сейчас важнее решить, что делать с Удавом, пока он не похоронил всё наше дело.

Рим недоволен, я знаю, что он и так был за Лину, а теперь и вовсе хочет содрать с меня шкуру, что я так обошёлся с ней. Но с этим я прекрасно справлюсь сам, а вот, что делать с Удовиченко надо решать прямо сейчас, пока он не натворил дел и не сдал нас всех со всеми потрохами, понимая, что мы так просто этого не оставим.

— Ладно, — наконец сдаётся Рим, — ты прав, надо придумать, что делать с Удавом.

Мы договариваемся завтра где-нибудь собраться и вызванить Серого, чтобы обсудить, как лучше нам поступить, и после этого Рим уходит. Я же так и остаюсь сидеть на лестнице, глядя в окно на ворота. Я соврал, сейчас, когда Рим наконец не испытывает меня взглядом, ожидающим от меня, что я с лёгкостью всё исправлю, осознаю, что на самом деле ни хрена не уверен, что это сработает. Да, я сделаю, что смогу, но я больше чем убеждён, что это не вернёт мне Лину.

По крайней мере, так, как этого я хочу.

Сейчас же надо хотя бы придумать, как вернуть её домой.

Я не появляюсь дома два дня. Ни с кем не разговариваю, а телефон стараюсь включать только в крайних случаях. Еда, одежда и самое необходимое из бытовых принадлежностей. Знаю, мне не следует сейчас тратить деньги, но я просто не хочу думать о последствиях. Не хочу думать, что придётся брать себя в итоге в руки и начинать уже действовать. Не хочу думать ни о чем.

Номер в отеле вроде и простой, но в то же время уютный. Хотя его можно было бы даже назвать мини квартирой. Комната-студия и большая ванная. Но самый изыск — панорамное окно с видом на город.

Я сижу напротив него уже второй день, пялюсь то в него, то в телевизор, пью много растворимого какао, ем мороженое, суши, китайскую лапшу и даже не думаю это все заканчивать.

Егор знает, где я. Это точно, потому что вчера я внезапно узнала, что мой номер проплачивается автоматически. И далеко не с моего счёта. Не то чтобы я не думала, что он не узнает. Глупо было бы на это надеется, когда привёз меня сюда шофёр Каймановых. В момент, когда оказалась у ворот, я вообще не думала о том, что нужно скрываться. Я просто хотела уехать подальше. Попросила зарядный шнур для телефона и нашла подходящий отель, где можно остановиться, назвала адрес Владиславу и попросила за мной не приезжать. Я думала, что всё это время буду разрабатывать дальнейший план действий, плакать, звонить Диме и пробовать узнать, где моя мать. Но…

Все пошло как-то само по себе. Первым делом я уснула и проспала до обеда следующего дня. А когда проснулась и только подумала о том, что случилось, поняла, что не хочу ничего решать.

Внезапно навалилось такое расслабление, что не надолго даже стало не по себе. Впервые я не думала, что за завтраком меня ждёт кошмар, что за стенкой больная мать, а весь день мне надо притворяться. С тех самых пор я так не захотела возвращаться в тот ужас, в котором жила весь последний год. Мне некуда было спешить. Больше некуда…

Хорошей девочкой тоже притворяться больше не надо было, особенно это касалось Кайманова старшего, перед которым всё время боялась оплошать, чтобы он не выселил нас на улицу, если вдруг я стану обузой. Поэтому меня сейчас не пугало, что он подумает о моём двухдневном отсутствии дома. Да в принципе меня вообще больше ничего не пугало, даже если бы сюда сейчас заявился Егор. Я не боялась больше его разочаровать, стать его занозой, сделать ему что-то плохое, и это оказалось так просто, что стало даже обидно, почему так долго не могла дать отпор.