Вместо него, в нём сидит Егор. В блёклом свете прикроватного бра, спиной к зашторенному только тюлью окну, за которым синеющая ночь. Мне не видно его лица, но я чувствую его взгляд — такой тёмный, что мне внутри меня срабатывает какой-то защитный инстинкт, приказывающий бежать. Но я не могу. Ничего не могу, кроме как переводить взгляд с Егора на пустую постель и пытаться осознать, что происходит, когда вдруг он подаёт голос.

Слишком спокойный и обыденный, чтобы не понимать, что сейчас произойдёт что-то по-настоящему жуткое.

— Поговорим?

Поговорим?

У меня будто что-то в голове щёлкает от этого слова. От его чересчур гладкого и спокойного голоса. Он мне не нравится. Не нравится, черт бы его побрал, потому ничего хорошего не предвещает.

— Где моя мама, Егор? — требую, вместо ответа, даже не думая идти хоть на какой-либо диалог, не касающийся главного.

Я не буду играть в его чёртовы игры. Хватит, он переходит границы.

Именно сейчас. Просто оказавшись в этой комнате, он уничтожил все рамки. Наши отношения — только наши отношения, и никоим образом они не должны задевать посторонних. Тем более, самое важное.

Но Егор кажется так не считает.

— Там, где ей и место, Лина, — отвечает он.

И вновь тем же совершенно бесцветным тоном голоса. Я бы даже сказала, уставшим, словно у него совсем не осталось сил.

И тут я понимаю, Егор больше не ведёт никаких игр. Егор — это просто Егор, а не тот одержимый придурок, который задался единственной целью меня уничтожить.

А почему?

Потому что он наконец это сделал.

Вот, что осознаю я. Оно как падение. С огромнейшей высоты. Вокруг будто взрывается мир. Рушатся небеса. А я даже сдвинуться не могу, чтобы сбежать от этого краха и хаоса. Лишь глупо качаю головой, словно это как-то поможет.

— Ты не мог, — тихо шепчу я.

Егор на секунду отводит глаза, смотрит куда-то в сторону, будто собирается с мыслями. Я даже могу услышать, как он тяжело сглатывает, словно мы в полнейшей тишине, где не скрыть ни единого шороха.

— Мог, Лина, и сделал.

Нет. Трясу головой интенсивней. Я не собираюсь принимать его слова. Возможно я слишком рано списала его со счетов, и он по-прежнему надо мной просто издевается.

Я тут же направляюсь к ванной комнате. Мозг понимает, что это было бы совсем странно, если бы Егор находился здесь, когда маму мыла сделка. Но что может мозг против чувств и эмоций? Влетаю в дверь, даже не думая придерживаться каких-то рамок приличия, но в ванной ожидает полнейшая тьма. Ни баночек с мыльными принадлежностями, ни каких-либо других маминых вещей не нахожу, когда включаю свет. Полки абсолютно пустые.

Не мешкая, бегу к шкафу, распахивая все ящики, что попадаются на глаза, но в каждом из них ситуация повторяется.

Я тупо смотрю на пустые полки.

— Это бесполезно, Лина, — вновь за спиной звучит холодный безучастный голос Кайманова, — могу облегчить задачу и сразу сказать — тумбочки тоже пусты. Может не будем попусту тратить время?

Попусту?

Я резко оборачиваюсь на него.

Что он несёт? Какое, к черту, время?

— Где она, Егор! — повторяю, почти срываясь на крик.

Мой разум застилает невиданная ярость. Не контролирую ни голос, ни свои действия. Просто хочу получить одно — ответ, и мне без разницы, что для этого нужно сделать.

Правда, если бы знала, какой… Возможно была бы лучше к нему готова.

— Ну точно не в могиле, если ты…

— Сволочь! — кричу, сама не понимая, когда оказываюсь возле него.

Одна красная пелена перед глазами. И неожиданно в руках оказывается что-то тяжёлое.

— Какой же ты конченный гад, Кайманов!

Я замахиваюсь, сама не зная, чем, лишь вижу ободок тяжёлой, деревянной рамки уже тогда, когда она оказывается в воздухе.

Между нами. А передо мной он — мой самый жуткий кошмар — во весь рост, с глазами дикими и зверскими. Одной рукой сжимает в тиски моё запястье с орудием, которым, вероятнее всего, собиралась разбить ему голову, пальцами второй сжимая моё лицо и заставляя смотреть на него снизу вверх. Приближается ко мне почти вплотную, чтобы мои глаза видели только его.

— Ну уж точно лучше тебя, не так ли, птичка? — цедит слова сквозь сжатые зубы.

Невероятно зло и грубо, что на мгновение поражает меня. Даже пугает, потому что, каким бы ко мне ни был Егор, но точно не агрессивным.