— У тебя их ещё две, абсолютно таких же, от тебя точно не убудет, Кайманов, — бросаю поспешно, и только когда вижу реакцию Кая, понимаю, какую совершила ошибку.

Ухмылка меняется на полноценную улыбку — хищную такую и нагоняющую ещё более нехорошее предчувствие. Складывается ощущение, что я делаю ровно то, что хочет получить от меня Егор. А зная его…

У меня буквально всё внутри холодеет, когда он протяжно так выдаёт:

— Хм… — словно готовится сделать очередной ход, но тут что-то резко меняется, что пугает только ещё сильнее, потому что я вижу совершенно непостижимое.

Он оценивающе оглядывает моё лицо, когда его взгляд ненароком поднимается выше, и тут ухмылка медленно умирает на его губах. Мне же следовало бы проморгаться, так как на секунду мне кажется, что вижу в ледяных океанах его глаз сожаление. Такое яркое, как вспышка чего-то совсем неестественного и чуждого его глазам. Но он всё смотрит на мою бровь, которая после умелых рук медсестры выглядит не такой страшной: небольшое, совсем крошечное рассечение, которое даже зашивать не пришлось, а лишь промыть и обработать.

Но Егор смотрит так, словно так не считает. Красивые черты его лица становятся острыми, на щеке пульсирует желвака, и напряжение в воздухе отчего-то растёт с каждой секундой тягостного молчания, в котором слышно только дыхание, моё — едва живое, и его — неровное и тяжёлое.

Эта заминка совсем короткая, длящаяся буквально несколько совсем неуловимых мгновений, но мне кажется, что за это время что-то внутри меня вновь возродилось. Мне не мерещится, тот Егор, которого я знала всего пять часов, всё ещё там — тот Егор меня не ненавидит.

Он отводит взгляд в пол, недовольный и злой, Кайманов будто пытается чему-то сопротивляться. А я так и стою, таращась на него во все глаза и ожидая, что будет дальше, и совсем забываю, что за спиной моей в любую секунду может объявиться проблема. Вспоминаю вовремя, но не имею и малейшего понятия, как вывести Кая из приёмной. Лина, которую он знает, не настаивает. А если начну…

Спокойно. К тому же Егор, с какой бы целью сюда ни пришёл, явно больше на ней не сосредоточен. Кажется, он и сам уже готов отсюда уйти. Однако я жду, что он просто уйдёт один, поэтому, когда его взгляд возвращается к моим глазам, несколько теряюсь. Он размышляет всего секунду.

— Ты всё? — спрашивает Кай, а я даже не сразу понимаю, о чём именно он.

Поэтому мой ответ в очередной раз выходит необдуманным.

— А что? — отзываюсь я и тут же вижу вспышку удивления в его взгляде, за чем снова следует короткая усмешка.

Кайманов кривит губами, совсем недолго размышляя, стоит ли акцентировать на этом внимание. Но нет, он вновь и вновь спускает мне дерзость, что начинает вызывать подозрение.

— Поехали, — говорит он, тут же разворачиваясь к двери и даже не сомневаясь, что я последую за ним. Однако я хочу всё равно спросить, что тот задумал, но Егор вовремя ловит мой немой вопрос в глазах, бросая на меня короткий взгляд через плечо, когда уже находится в дверном проёме приёмной. И снова ухмылка, не предвещающая ничего хорошего. — Нас ждёт отец, у него для нас есть сюрприз.

Егор не ждёт меня, сразу выходит за дверь, потому что знает, что всё равно догоню. Перечить одному Кайманову — уже риск. Двоим… что ж, удачи тому бедолаге, что решится на подобное.

И всё же, Дима.

Оборачиваюсь на дверь, с одной стороны мне повезло, он всё ещё там, с другой — номер телефона по-прежнему зажат в кулаке. И у меня есть ровно одна секунда на размышление, пока Егор всё же не вернулся и основательно не лишил последнего шанса.

Как новенький сказал? Судьба?

Что ж, если это действительно правда, то он обязательно увидит листочек, который быстро подкладываю на край чёрного столика прямо у двери, а затем поспешно выхожу, замечая удаляющуюся спину Кая. Прямо перед поворотом к лестнице, он останавливается, слегка поворачивая голову, чтобы посмотреть иду ли я за ним. Я иду, но у меня почему-то стойкое ощущение, что направляюсь сейчас прямиком на казнь.

Адская пытка.

Серьёзно, хуже Егора, может быть только молчаливый Егор.

А ещё это невообразимое напряжение, когда ты изо всех сил стараешься куда-то не смотреть. В данном случае на точно высеченный из мрамора профиль — острый, жестокий и абсолютно пустой. Я редко задаюсь вопросом, что у Кайманова в мыслях, особенно когда он зол или серьёзен, что бывает практически девяносто процентов всего времени. Но лишь потому, что боюсь узнать, насколько сильно он меня ненавидит. А вот в такие моменты? Неизвестность пугает сильнее, потому что к ненависти я привыкла. И даже смирилась, честно признав, что отчасти всё это было оправданно. Я сама полезла на рожон, сама флиртовала с парнем и кидала смелые намёки, чтобы и он был смелее на публике. И даже в тот момент, когда поняла, что перегнула палку, сама вынесла ссору, чтобы привлечь внимание.

Его внимание.

Сначала хотела ревности, хотела, чтобы он меня наконец заметил и перестал видеть совсем маленькую девочку, которая наконец выросла, что ей даже увлёкся старшекурсник. Хотела, чтобы Егор видел, что достойна внимания самых желанных парней универа. А потом просто хотела его помощи. Хотела увидеть значу ли что-то для него, и… к сожалению, увидела.

А заодно разрушила его жизнь своей детской, наивной выходкой.

Не удивительно, что он разрушает сейчас мою.

Благо, это будет продолжается ещё совсем немного.