За завтраком, пока я ковыряюсь в тарелке с овсянкой в гостиной, я не удивляюсь, когда Роуз говорит мне, что Ло отказался от денег. Она говорит, что это самый героический поступок, который он совершил в своей жизни. Ирония в том, что он не спасает какую-то девицу в замке, он не спасает ребенка из горящего здания, он помогает себе сам. Может быть, немного, чтобы спасти наши отношения, но в основном, для него. И это лучшая причина, которая только может быть. Несмотря на свой страх, я так, так горжусь.

Через несколько дней мне нужно будет обрести такую же храбрость.

Моя сестра кладет руку мне на плечо.

— Он придет, чтобы забрать кое-что из своих вещей. Они уезжают в полдень.

Давление давит мне на грудь, но я все равно киваю. Мы также договорились, что он должен как можно скорее отправиться на реабилитацию. Мы боимся, что передумаем, что убедим друг друга в том, что это неправильный шаг, и что мы сможем справиться с этим вместе. Мы не можем. Мы уже пробовали, и все закончилось тем, что Ло пил текилу в гостиничном номере, а я прижимала его к своему телу.

Роуз садится рядом со мной, и я освобождаю для нее место на диване.

— Как у тебя дела? — спрашивает она, собирая мои короткие волосы и заплетая пряди в косу.

Я качаю головой. У меня нет слов. За одну ночь Ло потерял свой трастовый фонд, узнал, что его отец солгал ему, и что у него есть брат. Мы так связаны, что я чувствую боль от обмана, как если бы она был моей собственной.

Как мог Джонатан так долго лгать Ло? Я хочу презирать его за то, что он говорит правду, и все же я не могу. Он любит Ло. Больше, чем кто-либо может признать. Он так сильно любит его, что решил воспитать Ло вместо того, чтобы бросить его. Он боится мысли о том, что Ло отправится на реабилитацию, боится узнать, что он потерпел неудачу как отец и что его сын может двигаться дальше без него. Я думаю, что в Джонатане есть часть, которая верит, что Ло вернется домой за деньгами, что он вернется к нему, когда поймет трудности рабочего класса. Может быть, Ло так и сделает. Или, может быть, он наконец попрощается со своим отцом и никогда не повернет назад.

— Сначала это будет трудно, — говорит мне Роуз, завязывая мою косу. — Сколько времени, максимум, ты была вдали от него?

Я снова качаю головой.

— Я не знаю... может быть, неделю.

Это кажется совершенно абсурдным, но это правда. Как будто мы были женаты всю нашу жизнь, а теперь должны расстаться. Я знаю, что это к лучшему, но боль все еще гноится, как новая рана.

Роуз гладит меня по спине, и я поворачиваюсь к ней лицом. Такой обеспокоенный взгляд я видела впервые. В конце концов, мне помог не парень.

Это была моя сестра.

Я держу ее за руку и говорю: — Спасибо, — накапливаются слезы. — Я не знаю, смогу ли я сделать это без тебя.

Мы с Роуз договорились держать мою зависимость в секрете от наших родителей и сестер. Это не то, что люди могут легко принять или понять, и я не хочу тратить свои дни на оправдания моих влечений. Если Роуз тоже думает, что это к лучшему, то я, наверное, принимаю правильное решение.

— Ты сможешь это сделать. Не сейчас, но ты доберешься до цели.

— Я боюсь, — у меня болит горло. Я делаю напряженный вдох. — Что, если я изменю ему? Что, если я не смогу ждать?

Она сжимает мою руку.

— Ты сможешь. Ты пройдешь через это, и я буду рядом на каждом шагу.

Я вытираю щеки от слёз, а затем обвиваю ее своими руками, обнимая долго-долго. Чтобы сказать спасибо, прости.

— Я люблю тебя, — шепчу я.

Она гладит меня по волосам.

— Я тоже тебя люблю.

Я стою на тротуаре перед Дрейком. Снежные хлопья целуют мои щеки, пока я жду Ло. Люди одеты в красивую церковную одежду, направляясь на рождественскую мессу или службу. Крошечные огоньки обвиваются вокруг фонарных столбов, а венки с замшевыми красными лентами висят снаружи нашего жилого комплекса. Город пребывает в праздничном настроении, в то время как мое сердце сжимается с каждым ударом.

Черная Infinity Райка прижимается к бордюру. Он бросает туда спортивную сумку Ло и закрывает багажник.

У Ло круги от бессонницы под усталыми глазами, и он выглядит избитым и усталым. Мы стоим в метре друг от друга, и мне интересно, кто сократит это пространство первым, если это произойдёт вообще.

— Что мы должны сказать? — я дышу. — До свидания?

— Нет, — он качает головой. — Это не прощание, Лил. Я увижу тебя.

Я даже не знаю, в какую клинику он собирается. Райк не говорит мне адрес, но я должна верить, что это безопасное место, и, возможно, представить, что оно не очень далеко.

Я слабо улыбаюсь ему, отчаянно пытаясь не заплакать. Но как только я вижу, как слеза скатывается по его щеке, для меня все кончено. Я шмыгаю носом.

— Не меняйся слишком сильно, — говорю я ему.

Я боюсь, что он вернется и больше не будет вписываться в мою жизнь. Он перерастёт меня, пока я буду стоять на месте одна.

— Только плохие моменты, — говорит он.

Он делает первый шаг вперед. А потом еще один. И еще один.

Пока наши туфли не соприкосаются, пока его большой палец не гладит меня по щеке.