— Оно мне так нравится. Спасибо. — Девушка вытирает слезы рукавом своей рубашки. — Теперь моя очередь, — говорит она, снова взволнованно глядя на меня, в то время как я нахожусь в растерянности.

— Сегодня твой день рождения, ты не должна дарить мне подарок.

— Ну и что. Посмотри под диваном.

Она подмигивает, и волосы на моей шее встают дыбом, когда я протягиваю туда руку. Под пристальным взглядом Эви я поднимаю с ковра предмет квадратной формы, завернутый в упаковочную бумагу.

— Давай, открывай, — говорит она возбужденно.

— Похоже на книгу.

— Хватит гадать. Просто открой. — Эви скрещивает руки на груди, и я знаю, что спорить бесполезно.

Разворачиваю упаковку и вижу что-то похожее на записную книжку. На обложке изображено красное сердце. Но когда я открываю книжку, мой пульс учащается, на глаза наворачиваются слезы. На каждой странице черным каллиграфическим шрифтом напечатаны мои слова, стихи, которые я написал за все эти годы. Я останавливаюсь на последнем стихотворении, которое мой отец разорвал пополам, но я склеил его.

Положив книгу, я беру лицо Эви в ладони и прижимаюсь лбом к ее.

— Эви, это... Это... Это так много значит для меня. Мой мир...

Девушка накрывает пальцами мои губы, слезы текут по ее щекам.

— Нет, — хрипло шепчет она, — твое сердце. Оно находится там, и это так красиво. Я люблю тебя, Дилан Рид.

* * *

Облокотившись о стену, я слушаю, как Эви играет на пианино. Уголки ее губ приподнимаются, преображаясь в самую широкую улыбку на свете. Моя душа расцветает, когда мелодия парит в воздухе.

Бабушка подходит ко мне и толкает плечом, шепча:

— Эви очень красиво играет. — Она слегка прочищает горло. — Она так похожа на свою мать, Дилан. У нее тот же дух.

— Знаю. Она такая. — Я поворачиваюсь к бабушке. — Она говорила тебе, что теперь играет на пианино для детей в больнице, где работает волонтером, а некоторых даже обучает игре?

— Да, и я так счастлива, дорогой. За нее и за тебя тоже.

— Спасибо, ба, — отвечаю я, когда входная дверь открывается, и в гостиную входит Трей. Я смотрю на Эви. — Кто пригласил горячего физиотерапевта?

Эви и Зои начинают громко смеяться, и ее сестра поднимает руку вверх с гордой улыбкой:

— Виновна по всем статьям, Лузер.

Я подхожу к Трею, пожимаю ему руку, а затем сажусь на стул рядом с инвалидным креслом Эви.

— Значит, у твоей сестры намечается что-то с Треем?

— Может быть. В случае с Зои никогда не знаешь наверняка. Кстати, — она смотрит на лестницу, — куда, черт возьми, подевалась Нора? Она ушла в туалет, но до сих пор не вернулась.

— Ага. И если подумать, то Брейден тоже пошел в туалет. А это любопытно, если учесть, что здесь только одна ванная комната.

Мы смотрим друг на друга и одновременно смеемся.

— Ну, думаю, что Норе больше не нравится Брейден, — подмечает она, и ее слова кажутся мне абсолютно бессмысленными. Но опять же, мы говорим о Норе.

— Даже думать не хочу, что это значит.

— Очень умно с твоей стороны, — подкалывает меня Эви, стуча по клавишам.

— Пора есть торт! — кричит Ванда, и все хлопают в ладоши. Эви прячет голову в изгиб моей шеи, а я наклоняюсь и целую ее в висок.

Когда Ванда нарезает торт, я слышу легкий стук в стеклянные двери, ведущие на крыльцо. На лице появляется озорная усмешка. Я смотрю на Эви, и она тоже улыбается. Ее голубые глаза сияют.

Поставив тарелку на стол, я пересекаю комнату и поднимаю ее на руки. Эви визжит. Не от удивления, а просто потому, что она точно знает, что мы делаем и куда идем. Она опускает голову на мое плечо, и я целую ее волосы, удовлетворенно вздыхая. Ее запах уносит меня в другой мир — единственное место, которое имеет значение.

— Вы что творите? Эви, ты не можешь слинять со своей вечеринки! — говорит Ванда, замерев с ножом в руке.

— Простите, но у нас с Эви свидание, — вежливо отвечаю я и вижу на лицах Джордана и Зои улыбки. Они в курсе.

Когда мы выходим на улицу, моросящий ранее дождь усиливается, и теперь его небольшие капли падают на наши лица. Я смотрю на Эви, в ее взгляде сияет жизнь, счастливый смех срывается с губ.

— У тебя хороший День Рождения?

— Лучший, — говорит она, и я убираю с ее глаз несколько прядей промокших волос. — Кажется, мне нужно ущипнуть себя. Я так счастлива, что не могу поверить, что ты мой.

— Я всегда был твоим. Ты просто закрывала на это глаза, Хоппер, — поддразниваю я, нежно целуя ее в щеку.