– Ладно, заходи. Даю тебе приют в ночь Йолле. Но в выпечку носа не совать, понял? И к дочке полезешь, руки переломаю!

– Благодарю, добрый господин! – музыкант проворно взбежал по ступеням, и дверь захлопнулась за ним.

– А Дикую Охоту видно из поместья? – спросил Коннор. – Я уже не помню, вроде бы в прежние времена они мимо нас не ездили.

– Видно, – кивнул доктор. Вот и ворота – слуга открыл створку, пропуская господ, и Эмма наконец-то вздохнула с облегчением. – Теперь Дикая Охота, как бы вам это сказать, везде.

Коннор качнул головой. Везде, так везде.

Они сели на скамейки в саду – слуги тотчас же начали накрывать на стол, и, увидев ужин, Эмма поняла, насколько проголодалась. На правах хозяина Коннор нарезал хлеб Йолле, раздал гостям и слугам, и в бокалы полилось вино.

Когда Эмма поднесла бокал к губам, над поместьем раскатился гром. Доктор Маквей на мгновение сделался не уверенным, а маленьким и слабым, и негромко произнес:

– Началось…

В саду воцарилась густая вязкая тишь. На небе клубились облака – Эмма видела в них очертания коней, разъяренных лиц, занесенных серебряных кос. Все это клубилось, жарко дышало, двигалось и летело вперед.

Горе тому, кто без дома в ночь Йолле!

Гром прогрохотал снова, над землей разлилось серебристое свечение, и Эмма вдруг увидела, как его подсветило алым. Коннор пробежался пальцами по виску и негромко сказал:

– Первый убитый.

Эмме сделалось жутко. Перед глазами всплыла отрубленная голова, не мужская и не женская, таращившая белые глаза, в которых плескался ужас. Знает ли она того, кто сейчас рухнул мертвым в пыль, кого топчут копыта черных лошадей фейери? Кто это?

– Они давно никого не убивали, – подал голос доктор Маквей. – Вы заметили, Коннор, как сегодня фейери всматривались в толпу? Выманивали добычу, девушек.

Коннор сделал глоток из бокала. На тарелках остывало мясо с грибами и черносливом, но после красного зарева никому кусок в горло не лез. В глубине сада, озаренной фонариками, негромко переговаривались слуги и звенели стаканы с вином. Они отнеслись к жертве фейери спокойно. Бог дал, Бог взял, ничего уж не поделаешь.

– Тавиэль говорил об этом, – сказала Эмма и все-таки отпила вина. В голове сразу же зашумело. Доктор Маквей кивнул, Коннор посмотрел с неудовольствием. «Я не твоя вещь», – едва не сказала Эмма.

Собственное положение казалось ей нелепым и двусмысленным. Эмма повторяла снова и снова, что завтра соберет вещи и уедет из Дартмуна, но прекрасно понимала, что теперь Коннор не позволит.

От нее зависит возвращение его магии. Коннор будет держать Эмму обеими руками.

И она не знала, что именно мешает ей расслабиться, выдохнуть и просто принять все, что происходит. Может быть, то, что Эмма не до конца очерствела душой, рассталась с иллюзиями и перестала верить в то, что счастье доступно и для нее тоже.

– Мне кажется, нападение драконихи и все, что случилось потом, связаны с Йолле, – произнес доктор. – Боюсь, что это не просто побродяга сложил голову под серпом фейери.

Левая бровь Коннора вопросительно изогнулась.

– Преднамеренное убийство? – предположил он. – Причем руками тех, кого никогда и никто не привлечет к ответу? И меня нейтрализовали, чтобы я не взялся за расследование?

Доктор пожал плечами.

– Может быть! Осталось узнать, кто именно погиб.

Над головами раскатился грохот и рев. Облачные всадники возвращались – складки их плащей багровели, отяжелев от пролитой крови, молнии извивались в паутине волос, оскаленные морды лошадей клацали зубами. В тучах чернела прореха, и Эмма с неожиданно накатившим ужасом подумала: а что, если это не человек погиб?

Что, если кто-то убил фейери?

Призрачный конь летел без седока. Ветер трепал его гриву, а в глазах зеленели болотные звезды.

***

Эмма проснулась ранним утром. Коннор спал рядом с ней и, глядя в его лицо, спокойное и умиротворенное, она поняла, что именно было не так.

Коннор Осборн имел репутацию порочного бесстыдника. После того, как жених бросил ее, Эмма пыталась сделать все, чтобы не пасть окончательно, и Коннор стал неким символом греха, который пугал ее, упиваясь собственной тьмой. Держаться от него подальше – вот все, о чем думала Эмма, и в итоге сама влетела в раскрытую клетку.

И что теперь? Оставаться в Дартмуне после Йолле? Тогда все решат, что Коннор успел сделать ее своей любовницей. Сбежать? Коннор будет преследовать ее, в этом Эмма не сомневалась. Делать вид, что все в порядке, что она разделила с ним ложе и не видит в этом ничего дурного? Для этого Эмма была недостаточно развращена.

«Слушай свое сердце», – когда-то говорила мать, но Эмма считала, что однажды этот совет уже разрушил ее жизнь, когда она отдалась тому, кого считала своим женихом и чьим искренним клятвам верила.