– Меня зовут Рональд Эймс, – сказал Сэмюэль Спейд. – Я хочу увидеть мистера Биннетта – мистера Тимоти Биннетта.
– Мистер Биннетт сейчас отдыхает, сэр, – немного замявшись, ответил дворецкий.
– Узнайте, пожалуйста, когда он сможет принять меня. По важному делу. – Сэмюэль прокашлялся. – Видите ли, я только что прибыл из Австралии, и дело касается тамошней собственности мистера Биннетта.
Дворецкий развернулся со словами: «Я узнаю, сэр» – и устремился вверх по парадной лестнице быстрее, чем успел договорить.
Спейд скрутил сигаретку и закурил.
Дворецкий спустился вниз:
– Простите, но сейчас его беспокоить нельзя. Вас примет мистер Уоллес Биннетт, племянник мистера Тимоти.
– Благодарю, – сказал Спейд и последовал за дворецким вверх по лестнице.
Уоллес Биннетт – стройный привлекательный смуглый человек лет тридцати восьми, то есть ровесник Спейда, – встал, улыбаясь, с обтянутого парчой кресла, произнес: «Добрый день, мистер Эймс», махнул рукой в сторону другого кресла и снова сел.
– Вы из Австралии? – поинтересовался он.
– Приплыл сегодня утром.
– Вы деловой партнер дяди Тима?
Спейд улыбнулся и покачал головой:
– Едва ли, но у меня есть для него кое-какая информация. Срочная.
Уоллес Биннетт задумчиво уставился в пол, потом на Спейда.
– Я приложу все усилия, чтобы убедить его увидеться с вами, мистер Эймс, но, честно говоря, ничего обещать не могу.
– Почему? – удивился Спейд.
Биннетт пожал плечами:
– Он у нас немного со странностями. Понимаете, с мозгами у него полный порядок, но, как и все старики, особенно больные, он капризничает, чудачит, и с ним порою нелегко.
– Он уже отказался принять меня? – спросил Спейд.
– Да.
Спейд встал со стула. Лицо его – лицо белокурой бестии – было бесстрастно.
Биннетт торопливо поднял руку.
– Погодите, погодите, – сказал он. – Я постараюсь переубедить его. Может быть, если… – Он вдруг насторожился: – Надеюсь, вы не пытаетесь просто продать ему что-нибудь, а?
– Нет.
Настороженный блеск в глазах Биннетта погас.
– Ну что ж, тогда, я думаю, мне удастся…
В комнату с гневным криком ворвалась молодая женщина:
– Уолли! Этот старый дурак…
Увидев Спейда, она осеклась и прижала руку к груди.
Спейд и Биннетт встали.
– Джойс, это мистер Эймс, – учтиво проговорил Биннетт. – Моя свояченица Джойс Корт.
Спейд поклонился.
Джойс Корт выдавила смущенный смешок:
– Простите, пожалуйста, за столь бурное вторжение.
Высокая голубоглазая брюнетка лет двадцати четырех-двадцати пяти, она была прекрасно сложена. Стройное, сильное тело, красивые плечи. Лицо, пусть и не классически правильное, покоряло своей душевной теплотой. На ней была просторная голубая атласная пижама.
Биннетт ласково улыбнулся ей и спросил:
– Что стряслось, Джойс?
Глаза ее вновь полыхнули гневом, но, посмотрев на Спейда, она сказала:
– Думаю, нам не следует докучать мистеру Эймсу нашими дурацкими домашними делами. Если… – Она нерешительно умолкла.
Спейд снова поклонился.
– Конечно, – сказал он. – Безусловно.
– Я на минутку, – пообещал Биннетт и вышел вместе со свояченицей.
Спейд подошел к двери, захлопнувшейся за ними, и, не выходя из комнаты, прислушался. Шаги удалились и стихли. Больше ничего не было слышно.
Спейд все еще стоял у двери, отрешенно глядя вдаль желтовато-серыми глазами, когда услышал вопль. Женский вопль, пронзительный и резкий от ужаса. Спейд метнулся в коридор – и тут прогремел выстрел.
Стреляли из пистолета, но выстрел, эхом отразившись от стен и потолка, показался поистине оглушительным.
Футах в двадцати от двери Спейд увидел лестницу и помчался наверх, прыгая через три ступеньки. Затем свернул налево. Посреди коридора на спине лежала женщина.
Уоллес Биннетт, стоя на коленях возле нее, в отчаянии гладил ее руку и тихо причитал:
– Родная, Молли, родная моя!
Джойс Корт стояла рядом и нервно сжимала ладони. По щекам ее бежали слезы.
Женщина, лежавшая на полу, походила на Джойс Корт, только была старше, и в чертах ее проглядывала жесткость, не свойственная младшей сестре.
– Она умерла, ее убили, – не веря собственным словам, сказал Уоллес Биннетт, подняв к Спейду лицо.
Когда Уоллес поднял голову, Спейду бросилась в глаза круглая дырочка на желтом платье женщины – прямо над сердцем – и темное пятно, быстро расползавшееся по ткани.