Шрифт:
– Ну... это длинная и довольно разочаровывающая история. Но суть в том, что теперь они суверенная нация.
Он уставился на неё, прищурившись.
– Вы меня разыгрываете.
– Вовсе нет. Америка провозгласила свою независимость в тысяча семьсот семьдесят шестом году. У них есть свой собственный парламент и всё такое.
– И что у них за королевская семья, хотел бы я знать?
– У них демократическая республика, только представьте. Общество, в котором аристократию выбирают из лучших капиталистов.
– То есть не из землевладельцев?
Она пожала плечами, собирая в стопку фотографии с кровати.
– Из них тоже. Но в основном из гигантов индустрии и героев войны. Машины, фабрики и тому подобное изменили всё. И Англия не отстаёт. Держу пари, что новый век будет принадлежать скорее новаторам, чем аристократам.
– Боже милостивый, я бы всё отдал, чтобы на это посмотреть. – Джон даже не знал, что хуже: умереть раньше времени и упустить целую жизнь или обрести жизнь после смерти и узнать, что конкретно он упустил. Империя могла взойти и пасть, а он так и сидел в этой дыре, наблюдая, как поколения Бальтазаров растят детей, едят и иногда и занимаются содомией с овцами?
Её глаза наполнились сочувствием, как будто она прочитала его мысли.
– Жаль, что вы не можете этого увидеть. Я вот планирую. Я ещё не была в Америке, хотя умираю от желания посетить Нью-Йорк. Думаю, что поеду туда, если моя поездка в Константинополь отложится.
– Вы едете в Константинополь? С кем? – Он многозначительно посмотрел на её безымянный палец, на котором не было кольца.
Джон не мог сказать, почему грудь от этого приятно кольнуло. Не то, чтобы он имел на Ванессу виды или вообще об этом задумывался. Они познакомились всего пять минут назад.
– Ну... я ещё не решила, – уклончиво ответила она, отводя взгляд и теребя выбившуюся из покрывала нитку.
– Вы упомянули, что ваша семья хотела выдать вас выгодно замуж, но вы представились не как аристократка.
Его наблюдение ей не понравилось.
– Да. Но мой отец владеет судоходной компанией, поэтому осталось только выдать богатую наследницу замуж за обедневшего лорда.
Джон издал гортанный звук, который, как он надеялся, не передавал всей глубины его презрения. Он вовсе не считал, что женщины не должны выходить замуж за мужчин выше их по положению.
Ему просто претила мысль о замужестве Ванессы.
Она была молода, но уже вполне могла несколько раз стать матерью. На вид ей не больше двадцати пяти лет... Так почему же она всё ещё не замужем?
Внимание Джона переместилось на ещё одну фотографию. На ней была изображена женщина в тёмном платье, она сидела в бархатном кресле. Женщина выглядела, как классическая модель для портрета: взгляд устремлён вдаль, лицо неподвижно.
– Это моя старшая сестра Вероника. Вдовствующая графиня Уэзерсток, – сказала Ванесса.
– Графиня. Повезло ей.
– Я бы ни за что на свете не поменялась с ней местами.
Джон поднял на Ванессу глаза, услышав меланхолическую нотку в её голосе. Но отстранённое выражение на её лице препятствовало дальнейшему обсуждению.
Между ней и женщиной на портрете существовало определённое сходство. Волосы цвета полуночи. Яркие глаза, лицо в форме сердца и прекрасная, нежная, как сливочное масло, кожа.
– Моя семья навещает её в Париже, где она живёт среди бомонда, – сообщила Ванесса с неестественным налётом безразличия в голосе. Она взяла фотографию, будто хотела спрятать от него снимок, глядя на сестру с лёгкой грустью. – Вероника считается красавицей в нашей семье.
– Нет, – возразил он резче, чем намеревался. – Нет, это не так.
Ванесса странно на него посмотрела, её взгляд стал настороженным, в нём зародились сомнения, которые он не рискнул расшифровать.
– Да, просто... фотография не передаёт всю красоту Вероники.
– И не нужно. Она вам и в подмётки не годится.
Глава 4
Взгляд Ванессы сосредоточился на призраке. Нет, призрак пленил его и приковал к себе.
Воздух между ними всколыхнулся, буря теперь казалась намного ближе. Стихия наводнила ночь. Вторглась в пространство между ними. Инстинкты Ванессы обострились, а волосы встали дыбом.
Она чувствовала себя котёнком, который случайно забрёл в логово льва. Лёгкой закуской. Щепкой, которой он мог поковыряться в зубах.
Так почему же у неё возникло желание по-кошачьи выгнуться и потереться о его могучее тело.
В поисках тепла. Защиты.
Он всё ещё не обрёл до конца телесность и переливался светом, но излучал столько же тепла, сколько огонь в камине. Его плечи под облегающим малиновым кителем были широкими, а руки длинными и мощными.