Гэндальф медленно прошел вперед, через талан, тяжело опустился на лавку в углу под шатром нависавшей над ажурной аркой тёмной неподвижной листвы. Предстоящий разговор обещал быть не из простых, и заданный эльфом холодный и высокопарный тон был тому ярким подтверждением.

— Поверь, у меня действительно были на то важные причины, Келеборн.

Эльф нервно хрустнул пальцами.

— Может быть. И я хочу их услышать.

— Не стану томить тебя неизвестностью и все тебе объясню… раз уж ты полагаешь, что я непременно должен это сделать. Но прежде ответь — не приходили ли в Лориэн в последнее время какие-либо вести от Сарумана?

— От Курунира? — Келеборн как будто был удивлен. — Мы уже очень давно не получали от него никаких вестей… Почему ты о нем заговорил?

— Причина проста: Гэдж… этот орк, которого я привел с собой… его ученик и воспитанник. Вот, собственно, и все.

Он умолк, ожидая ответа, не глядя на эльфа, наблюдая, как перемигиваются за краем талана крохотные голубоватые светлячки. Вокруг — справа, слева, над головой — негромко шелестела листва королевских мэллорнов: невероятных, изумительной высоты деревьев, кроны которых возносились вверх на недосягаемую высоту и терялись в вышине, сливаясь со звездным небом. Могучие ветви, причудливо сплетаясь и расплетаясь, образовывали множество развилок, переходов и ярусов, соединенных изящными мостками и витыми лесенками, а сквозь густую колышащуюся листву там и тут пробивался свет — серебристый, мягкий, мерцающий, как отражения далеких звезд. Откуда-то доносилась негромкая музыка и пение — нежное, мелодичное, изобилующее приятными переливами, спокойное и безмятежное, как добрая равнинная река…

Владыка секунду-другую молчал. Стоял, сложив руки на животе и прикрыв глаза — в лице его не дрогнул ни один мускул и фигура была неподвижна, как кладбищенское изваяние, лишь легкий ветерок играл прядью спадающих на плечи гладких молочно-серебристых волос.

— Воспитанник Сарумана? Орк? Что за… странный поступок, Митрандир? Я не ослышался?

— Никоим образом, Келеборн.

— Ну, знаешь… — Келеборн стянул и без того тонкие губы в ниточку. — Курунир всегда был скрытен, с причудами и себе на уме, и потому Галадриэль полагала за лучшее относиться к нему слегка настороженно. Но это, право, уже как-то… слишком!

Гэндальф внимательно изучал дивной красоты тончайшую резьбу на столбике арки и не считал нужным отрываться от этого занятия.

— Ну, меня этот поступок тоже удивил… поначалу. А потом я подумал: да в общем-то, почему бы и нет? Этот орк оказался на попечении Сарумана сущим младенцем и с детства был огражден от влияния родной, орочьей, среды. Курунир пестовал его, учил и воспитывал сообразно собственным целям… он сказал мне, что таким образом хотел провести некое любопытное изыскание, попробовать выяснить, насколько искажена фэа орков и возможно ли её каким-либо образом пробудить и восстановить.

— И ему это удалось?

— Пожалуй, скорее да, чем нет. У Гэджа довольно своеобразные, надо признать, взгляды на жизнь, но, уверяю тебя, он не несет в себе никакого зла. Так уж вышло, что, гм, временно он оказался под моим присмотром, и, приведя его сюда, я не был намерен ни оскорбить вас, ни, тем паче, заставить вас нарушить древний зарок. — Гэндальф добыл из своей котомки и выложил на столик письмо, присланное из Изенгарда. — Вот, прочти. Думаю, послание объяснит тебе, почему я привел Гэджа в Лориэн и был вынужден, даже того не желая, просить твоего гостеприимства.

Эльф молча взял письмо. Волшебник, сложив руки на коленях, спокойно смотрел в лес, в темноту бездонного окоёма, где посверкивали серебристые фонарики: мелодичное пение смолкло, но теперь неподалеку кто-то негромко наигрывал на флейте — и от этих печальных, навевающих светлую грусть нежных звуков сладко дрожало в груди и щемило сердце…

Ознакомившись с содержанием послания, Келеборн бросил его на столик и тоже задумчиво посмотрел в лес. Владыка пребывал в замешательстве и затруднении, которые нисколько не считал нужным скрывать.

— Значит, Саруман должен был приехать в Лориэн несколько дней назад и встретить вас на границе…

— Именно.

— Но он этого не сделал. — Эльф судорожно усмехнулся. — Что ж, ничего удивительного. Вы, волшебники, всегда имеете обыкновение исчезать в самый необходимый момент…

— На то, как правило, бывают веские основания, Келеборн.

— Интересно, какие веские основания нашлись в этот раз у Сарумана?

— Не знаю. Меня его отсутствие тоже настораживает, я ожидал, что к моменту нашего прихода он уже будет пребывать здесь и все тебе объяснит… Но, видимо, что-то задержало его в дороге.

— Почему он тогда не прислал другого письма, объясняющего задержку?

— Вероятно, письмо затерялось…

— Другой причины ты не допускаешь, Гэндальф?

— Какой?

— Такой, что Курунир счел этот свой «опыт» вполне завершенным — и отныне предоставил орка самому себе. С глаз долой — из сердца вон.

— Нелепо так думать, Келеборн. Гэдж много значит для Сарумана, поверь мне…

— Нелепо думать, будто для Сарумана вообще кто-то что-то может значить… для этого любителя «любопытных изысканий»! — сердито перебил эльф. Отвернувшись, он оперся на перила, ограждавшие талан, изо всех сил пытаясь справиться с раздражением и взять себя в руки: поступок Гэндальфа был удивителен, неуместен и вообще как-то… неудобен. Конечно, от старого плута всегда можно было ожидать всего, чего угодно… но не до такой же степени, барлог возьми!