— Ну хорошо, — сказал Сошников. — В конце концов, я пришел не твои деньги считать.

— Вот именно… Но, как видишь, — выражение на лице Земского скользнуло в самодовольствие, — в пику твоим воззрениям, бизнес может быть благородным.

— Опять ты о моих воззрениях… — кисло улыбнулся Сошников.

— В таком случае пиши заявление. Приступать можешь с завтрашнего дня.

Сошников ушел, оставив Земского впервые за последнее время в хорошем настроении. Сочились отдающие приятностью самолюбивые мыслишки: «А все-таки пришел… Пришел на поклон… Сколько лет… А пришел на поклон».

Но под вечер опять все перевернулось. Земский уже собирался уйти, оставив доводить выпуск газеты заместителю, но еще сидел в кабинете и как-то совсем безотчетно листал ежедневник, вспоминая о событиях, закодированных старыми записями, и вдруг в открытых дверях появился юрист Спиридонов. В его аккуратности, в идеально подогнанном даже к такой нестандартной полной фигуре темном костюме, в ровно повязанном траурно-черном галстуке, в небольших очочках на полном лице было что-то крайне неприятное. Он неприятно улыбался, как-то так, что уголки губок кривились не вверх, а будто немного вниз, и общее положение пухлых складочек предвещало что-то неприятное.

— Здравствуйте, Вадим Петрович, — ласково сказал он.

Земский вяло кивнул и сказал:

— Я уже собираюсь уходить.

Но Спиридонов все равно вошел, и, мало того, прикрыл за собой дверь.

— Вам лучше немного задержаться, Вадим Петрович. Разговор тет-а-тет. — Придвинул стул и уселся боком к столу. На стол положил черную папку, которую сразу раскрыл. Лицо его тут же преобразилось, полные губы чуть вытянулись усердно. И он вот так, боком сидя к столу, немного изогнувшись, но не показывая, что испытывает неудобство, стал перекладывать бумаги. Словно отыскивал нужную, но видно было сразу, что ничего ему там не нужно, а все это только так — поза важности.

Земский понемногу закипал.

— Вы перед своей супругой, Вадим Петрович, — начал Спиридонов, быстро взглянув на Земского, — были не совсем честны.

— Да? А вы что, на правах, так сказать, старшего высоконравственного товарища решили мне внушение сделать?

— Будет вам, Вадим Петрович, — улыбнулся Спиридонов. — Я за свою работу деньги получаю.

— Мне до ваших денег…

Спиридонов хмыкнул, вновь порылся в бумагах и продолжил:

— Зря вы так.

— Короче, если у вас есть дело ко мне…

— Короче так короче. Лада Александровна поставила вам в качестве условия возвращения в семью полное отсутствие наличия у вас какой бы то ни было собственности. Но видите ли, получается, что часть собственности вы от нее утаили. — Спиридонов заулыбался, поглядывая на него из-под очочков.

— Ну и что? — опять тихим голосом проговорил Земский, опустив глаза. И добавил с издевкой, передразнивая, но все-таки словно для себя, чтобы скорее немного успокоить себя, не глядя на юриста: — Наличие отсутствия присутствия… — Поднял глаза. — О какой же собственности вы говорите? О сарае в деревне, который на меня записан?

— Полноте, Вадим Петрович… — Спиридонов захихикал, но тут же изменил тон, придав голосу торжественности, чем поверг Земского в некоторое замешательство. — Собственность эта состоит из части известного вам дома по улице Преображенской.

Земский откинулся на спинку стула, сидел некоторое время молча, вперившись в гадкую улыбочку Спиридонова, наконец разомкнул губы:

— Ну и что?

— Я, конечно, могу ничего не говорить Ладе Александровне, хотя…

— Отчего же, можешь сказать… — Земский сделался особенно тих, но он теперь соскользнул на «ты» и в голосе появилась настойчивость и даже некоторая грозность: — Только, если быть точным, мне принадлежит не часть дома. Мне принадлежит практически весь дом. Осталась сущая мелочь — комната старухи Изотовой и нежилые помещения — лестница, подвал, коридоры. Но это все решаемо в течение недели-двух.

— А я знаю, — со своей прежней мягкой улыбочкой сказал юрист. — Больше того, я очень хорошо знаю обо всех имевших и имеющих место манипуляциях с данным жильем. Благодаря чему вы и стали, так сказать… Говоря о части дома, я подразумевал две квартиры данного здания — из фактически трех наличных. И еще часть третьей квартиры. Итого: вы владеете большей частью особняка восемнадцатого века, памятника истории и архитектуры, поблизости от центральной части города. Так что простите, Вадим Петрович, но по наблюдаемым фактам получается, что супруга ваша обманута вопреки вашим обязательствам.

— Вы много знаете, — сам лукаво заулыбавшись, сказал Земский. Его первая растерянность прошла, он заметно взбодрился, и вновь уселся в позе хозяина, опершись обеими ладонями о край столешницы.

— Да уж. Знаю… — все еще не гася улыбки, вяло согласился Спиридонов.

— Ну так что же, так и доложите Ладе Александровне… Не забудьте про сарай в деревне. Я все перепишу на нее. Вместе с залоговыми обязательствами. Или на ее папашу… Лучше на папашу. Если он захочет… Только затраты придется возместить — сто пятьдесят тысяч баксов. Не так много. — Он замолчал. Но почти тут же добавил, морщась: — Меня одно удивляет: почему вы применяете такие громкие слова — особняк, квартиры?..