Земскому тоже положили отбивную и картошечку — но жареную во фритюре, и скромной французской порцией — шпинатику, как он и просил.

Внутри Харитошкина точно оживал Собакевич, наливался удовольствием, основательностью, и было видно, как только что закусив белым грибочком, а теперь расправляясь с румяной отбивной, Собакевич, сам становясь все румянее, из самых глубин довольной урчащей утробы готовился произнести речь во славу простой, жирной и вкусной русской еды, перед которой устрицы, омары и трюфеля — сущее баловство и шулерство. Текли еще только первые минуты ответственного молчания, позвякивания вилок и ножей о тарелки и невольных редких звуков жевания и вздохов. На этот раз Земский ошибся — Собакевич открыл рот и сказал совсем не то, что ожидалось:

— Ну что, зять-нечего взять?.. — Сказал, впрочем, в раздумье, будто издали прицеливаясь к теме, да опять отвлекся на трапезу.

И тут Верочка захныкала:

— Я не хочу печенку…

— Детка, это не печенка, это фуа-гра, — сказала Светлана Алексеевна, положила вилку и поправила у внучки салфетку на груди. — Специально для тебя делали, ты в прошлый раз так хорошо кушала.

— А сейчас не хочу…

— Ой, ну не хочешь, не надо. Кушай, что хочешь.

Верочка, почувствовав слабину, тут же продолжила:

— И макароны тоже не буду, можно?

— Это не макароны, Верочка, это итальянская паста. Посмотри, как вкусно.

— А у нас в садике макароны.

— Господи, что же это у вас за садик такой… Лучше бы завели ребенку гувернантку.

— Никаких гувернанток, мама, — возразила Лада. — Ребенок должен расти среди сверстников. Мне и психолог говорил. А садик хороший, лучший в городе. — Чуть подумав, добавила: — Очень дорогой, — связывая в одно целое «хороший» и «дорогой».

— Ешь, деточка…

— Но ты же сама не ешь, бабушка! Ты только одну капусту ешь.

— Ох, Верушка, мне нельзя столько всего, иначе я стану совсем толстая…

— Как Наталья Алексеевна?

— Это их заведующая, — машинально уточнила Лада.

— Вот-вот. Что за садик… Ну, если не хочешь макароны… пасту, то и не надо.

— Мама, хватит ее баловать, — опять встряла Лада, — ее заранее спросили, что она хочет на ужин. Дома она ест все, что ей положили.

— А почему не побаловать? Тебя саму как баловали!

Женщины, и не ведая того, перебили мысли Александра Ивановича. Он ел, слегка морщась. Да вот распорядился налить еще по одной. Было видно, что ему и самому не хотелось заводить разговора с зятем. С какой стати он должен был портить себе настроение! То, что его попросила дочь и что он дал согласие — еще ничего не значило. В душе он даже злорадствовал на доченьку — получила то, что хотела. Когда-то он ее предупреждал. Почему же теперь он должен идти у нее на поводу? Все это Земский пытался угадать на его лице. Тем временем налили по третьей рюмке, но еще не поднимали. И тогда Земский сказал спокойно, даже немного вяло:

— Александр Иваныч, а у меня к вам дело.

— Дело? — удивился тесть. На его лице мелькнуло неудовольствие. Он отложил вилку и нож и внимательно посмотрел на зятя. — Ну и?

— Дадите денег в долг? Понятно, под проценты, — так же спокойно сказал Земский.

Тесть некоторое время молча смотрел на Земского неопределенным взглядом — то ли сорвется в злость, то ли изойдет желчью. Наконец заговорил пока еще воздержанным голосом:

— Однако ты ловок. Мало того, что ты хулиган. Блядун…

— Саша, здесь ребенок… — подала голос Светлана Алексеевна.

Харитошкин в ее сторону не посмотрел, но сделался все-таки злее:

— Так ты еще, прости уж за прямоту, дурак.

— Отчего же дурак? — с ухмылкой спросил Земский.

— Оттого, что ты влез по уши в дерьмо, а теперь тебя, видать, прижучило, и ты: папенька, дайте денежек.

— Отчего же прижучило? — еще пуще ухмыльнулся Земский. — Вас вероятно неправильно информировали. Дело, что называется, на мази. Нужны некоторые вложения.

— Ах, тебе вложения нужны… — Харитошкин замолчал на мгновение. Но было видно, что в нем зреет что-то свирепое.

— Верушка, Верушка! — заговорила Светлана Алексеевна с испуганной улыбкой и быстро поднялась. — Бери-ка скорее пиалу с мороженным и пойдем скорее наверх смотреть твой подарок.

На несколько секунд разговор прервался — бабушка с внучкой шумно отправились из гостиной. Харитошкин тоже немного обмяк, заговорил спокойнее:

— Это надо же до чего додуматься! Как такое в голову могло придти! — Он постучал себя по лбу указательным пальцем.