— Соберут, — отмахнулась Элизабет, — ведь взвешивать хлопок вы теперь будете как положено, с нормальными гирями. Да, и еще, дневная норма отныне будет постоянной — двести фунтов для мужчин, сто девяносто для женщин. Никаких повышений. Вам ясно?

— Ясно, — буркнул Браун себе в бороду и сплюнул на пол. — Все? Я могу идти?

— Нет, я еще не закончила. Дети, старики и беременные женщины работать в поле не будут. И самое главное: больше никакой порки за недовес.

— Никакой порки? — усмехнулся Браун. — Тогда ниггеры вообще ни черта не соберут, и ваш проклятый хлопок сгниет на полях.

Элизабет призадумалась. Как заставить рабов выполнять норму? Ведь если никакого наказания не последует, то им незачем будет утруждаться.

— Тот, кто не выполнит норму, пусть на следующий день работает без обеденного перерыва, — подсказал Самсон.

— Точно! Так и поступим. Вы меня поняли, мистер Браун?

Тот презрительно хмыкнул.

— Ох уж эти бабы… Ни черта не смыслят в делах, — пробормотал он себе под нос.

— Вы что-то сказали? Я не расслышала.

— Ничего, — огрызнулся он.

— Славно, что мы поняли друг друга. И не пытайтесь меня надуть. Самсон будет за вами приглядывать.

— Что? — Управляющий вытаращил мутные глаза. — Этот ниггер?

— Именно, — кивнула Элизабет. — Отныне он — мой помощник, и попрошу относиться к нему с должным уважением.

Вместо ответа Браун пренебрежительно цвиркнул сквозь дырку в зубах и вышел во двор. Квимбо и остальные негры тоже потянулись к выходу. Проходя мимо Самсона, они хлопали его по плечу.

Когда амбар опустел, Элизабет наконец позволила себе выдохнуть. Воздух был жарким и душным, и она замахала на себя ладонями.

— Ох и наворотили же мы с тобой дел, Самсон! — пробормотала она. — Джеймс меня прибьет.

— Не прибьет, мэм. Он оценит, как ловко вы прижучили этого ворюгу! — улыбнулся Самсон.

— А все благодаря тебе. Кстати, спрячь где-нибудь эту гирю, чтобы у нас были доказательства против Брауна.

— Сделаю, мисс Элизабет.

— Скажи, во сколько у вас начинается рабочий день?

Самсон наморщил лоб.

— У меня были часы — подарок мистера Чарльза, да работорговец их отобрал. Так что не могу точно сказать. Встаем еще до зари, как вторые петухи прокричат, а работаем до захода солнца.

— Я раздобуду тебе часы, а ты проследи, чтобы Браун в точности выполнял мои требования.

— Все сделаю, мэм.

Самсон опустился перед ней на корточки и проникновенно посмотрел ей в глаза. Свет от фонаря падал на его лицо, золотистыми бликами отражаясь в черных зрачках.

Элизабет ощутила, как сердце часто-часто забилось в груди.

— Спасибо, что помогаете нам, — тихо сказал Самсон.

До боли захотелось протянуть руку и взъерошить курчавые волосы, плотной шапкой покрывающие его голову, но Элизабет лишь смущенно отвела взгляд.

— Отвези меня, пожалуйста, домой, я жутко устала, — попросила она.

Самсон несет Элизабет на руках через вестибюль. По сторонам от лестницы выстроились рабы, надсмотрщики, муж и свекровь. Все они смотрят на Элизабет, и она вдруг осознает, что на ней нет одежды. Она стыдливо прячет лицо на груди у Самсона и понимает, что он тоже в чем мать родила.

«Это же неприлично! — думает Элизабет. — Надо одеться».

Тут Самсон целует ее, и она, забыв обо всем на свете, стонет и задыхается, жадно ловя губами его рот. Вот они уже в спальне. Самсон укладывает ее на постель, Элизабет обвивает руками его за шею, притягивает к себе и… просыпается.

Она лежала в кровати и не хотела размыкать веки, все еще пытаясь удержать приятный флер этого сна. Но настырное солнце и звонкое чириканье птиц заставили открыть глаза.

Анна подала кофе и яичницу с ветчиной. Из-за недомогания Элизабет завтракала в постели. Хорошо, что не надо подстраиваться под свекровь и подниматься ни свет ни заря, а можно подольше понежиться среди мягких перин.

Но сегодня она хотела поехать на поле, посмотреть, как собирают хлопок. Слепящее небо за окном предвещало знойный день, а значит нужно поторопиться, пока не стало слишком жарко.

Наскоро перекусив, Элизабет оделась и села ждать Самсона. Они договорились, что он явится к девяти. Вечером она, как и обещала, дала ему карманные часы с треснутым стеклом, стащив их из кабинета мужа.

Когда служанка открыла дверь, и на пороге появился он — высокий, плечистый, с ослепительной улыбкой на лице — сердце ухнуло куда-то вниз. Элизабет вспомнила свой сон и покраснела. Сейчас Самсон возьмет ее на руки, прижмет к своей могучей груди… От этой мысли почему-то свело низ живота.