Если муженек застукает ее здесь, она соврет, что всего лишь приносила лекарство.

Самсон улегся на свой тюфяк, а Элизабет и Анна вышли наружу. К счастью, к колодцу подъехал не Джеймс, а Билл Браун. Судя по всему, он собирался напоить свою лошадь. Элизабет сдержанно кивнула ему и, не снизойдя до каких-либо объяснений, направилась к Большому Дому.

— Какая вы храбрая, мадам! — восхитилась Анна, когда они, оставив управляющего недоуменно таращиться им вслед, шагали через персиковый сад.

Ее пухлые щеки раскраснелись, и служанка больше не выглядела бледной тенью, готовой в любой момент лишиться чувств.

— С чего ты взяла? — с улыбкой поинтересовалась Элизабет.

— Я бы в жизни не отважилась дотронуться до чернокожего. Они такие…

— Какие?

— Ну… не такие, как мы.

Элизабет вспомнила свое первое утро в «Персиковой долине». Как сама не решалась прикоснуться к плечу Майка, чтобы его разбудить, а потом, когда все-таки осмелилась, то не умерла и не превратилась в лягушку.

— Нет, Анна. Они такие же, как мы, — твердо заявила она. — Они так же думают, чувствуют, страдают… Просто рабовладельцам удобнее считать их говорящими животными. Наверное, так им спокойнее спится по ночам.

* * *

Когда Джеймс вернулся домой, свекровь не преминула пожаловаться ему на Элизабет. Масла в огонь подлил и Билл Браун, поведавший господину, что застукал его жену выходящей из негритянской хижины.

После ужина Элизабет собралась подняться к себе, но Джеймс схватил ее за руку и поволок в свой кабинет.

— Потрудись объяснить свое поведение, дорогая супруга, — потребовал он, швырнув ее на диван.

Элизабет дерзко вскинула подбородок.

— Мне нечего тебе объяснять.

— Разве? — Муж угрожающе навис над ней, уперев руки в бока. — А кто ворвался к маме в спальню и потревожил ее покой?

— Я всего лишь попросила ключ от чулана с лекарствами.

— Зачем? — Джеймс окинул ее презрительным взглядом. — Ты больна?

— Ты прекрасно знаешь, что это не для меня, — огрызнулась Элизабет. — Просто я забочусь о твоем имуществе.

— Надо же! — Муж прошелся до каминной полки и наполнил из графина бокал. — Значит, ниггеры все-таки «имущество», а не люди? Быстро же ты меняешь свои взгляды, дорогая!

— И чем ты недоволен. Разве не этого ты хотел?

— Так я тебе и поверил! — Серые глаза прожигали холодом до самых костей. — Как-то уж слишком самоотверженно ты заступалась за это… «имущество».

По его губам пробежала сальная улыбка. Он отхлебнул бренди, поставил бокал на полку и подошел дивану. Элизабет отшатнулась, но Джеймс схватил ее за волосы и притянул к своему паху. В щеку уперся бугор, оттопыривающий сукно его брюк.

— Не трогай меня! — Элизабет попыталась оттолкнуть мужа, но ей это не удалось.

— Не дергайся, дорогая, — процедил Джеймс, расстегивая ширинку. — Иначе тот ниггер получит свои оставшиеся двадцать пять ударов.

Перед глазами возникла спина Самсона, вздувшаяся решеткой кровавых рубцов, и Элизабет, перестав сопротивляться, обмякла.

— Ты же этого не хочешь, любимая? — Муж достал член и провел влажной головкой по ее губам — Значит, придется тебе снова как следует поработать ртом.

Прошло несколько дней. Все это время Джеймс неотлучно торчал в поместье, и у Элизабет не было возможности навестить Самсона. Но Сара как-то, улучив минутку, шепнула, что мазь помогла, и он идет на поправку.

«Слава богу! — обрадовалась Элизабет. — Значит, все это было не зря».

Пару раз Джеймс приходил к ней в спальню и, не церемонясь, принуждал выполнять супружеский долг. К счастью, без извращений. Он уже упоминал, что хочет наследника и, видимо, решил заняться этим всерьез. Но после того как он продал Майка, Элизабет не имела ни малейшего желания рожать ему детей.

— Ну что вы, мадам, вашего ребенка он точно не продаст! — попыталась успокоить ее служанка, когда она обмолвилась о своих опасениях.

— Я знаю, — вздохнула Элизабет, глядя в зеркало на свое осунувшееся лицо. — Белых, слава богу, пока еще не продают. Но меня убивает его отношение. Это же его сын! Его плоть и кровь! Как можно было отдать мальчика этому мерзкому работорговцу?

Служанка пожала плечами и вновь принялась расчесывать ее волосы.

— Видать, мужчины не так привязываются к детям, как женщины, — предположила она. — Не им же вынашивать и рожать.