Шрифт:
— Да, да, — отмахнулась Элизабет. — А сейчас беги скорее на улицу. Цезарь тебя уже обыскался.
При этих словах Майк побледнел. Точнее, позеленел: его коричнево-желтое лицо приобрело болотный оттенок. Он опрометью кинулся к двери, и вскоре шлепки босых ног по ступеням затихли внизу.
Элизабет снова выглянула в окно. Майк как раз выскочил во двор, а Цезарь, завидев его, выхватил хворостину. Хлесткий замах, и как мальчишка ни пытался увернуться, прут со свистом прошелся по его спине.
Негритенок с визгом умчался прочь, а дворецкий вразвалочку направился к дому.
«Вот негодяй! — Элизабет проводила Цезаря сердитым взглядом. — Я же ясно сказала, что мальчик задержался из-за меня. Зачем его бить? Он же не сделал ничего дурного!»
Впрочем, скоро она выбросила Майка из головы. Воспоминания об ужасной брачной ночи камнепадом обрушились на нее, придавливая к земле. Что делать дальше? Как вести себя с Джеймсом, после того, как его романтический образ развеялся словно дым? Облить его ледяным презрением? Изобразить оскорбленную невинность? Или то, что вчера произошло в этой спальне, в порядке вещей, а у нее просто были завышенные ожидания?
Как жаль, что Анна — старая дева, и с ней на столь деликатную тему не поговорить. А больше не с кем. Не расспрашивать же, в самом деле, свекровь.
«Тем более, кажется, миссис Фаулер от меня не в восторге, — вздохнула Элизабет. — Интересно бы знать, чем я ей не угодила?»
Она взяла с тумбочки колокольчик и позвонила. Через минуту Анна постучала в дверь. Умывание, одевание, причесывание заняли часа полтора, и когда Элизабет, наконец, спустилась в гостиную, часы на каминной полке показывали четверть девятого.
Миссис Фаулер в строгом черном платье сидела на диване и пила кофе, изящно оттопырив мизинчик. Джеймс разместился в кресле напротив. Он курил сигару, расслабленно закинув ноги на журнальный столик.
Оба уставились на Элизабет. Свекровь — с надменным прищуром, а Джеймс — с легкой усмешкой.
— Доброе утро, — поздоровалась Элизабет, чувствуя, как от напряжения сводит плечи.
— Утро? — Миссис Фаулер подняла бровь и демонстративно взглянула на часы. — Какое же это утро, милочка? Давно уже день на дворе. Мы так и не дождались тебя к завтраку.
— Что поделать, ма, на Севере все валяются в кровати до обеда, — с ухмылкой бросил Джеймс, выпустив изо рта облачко дыма.
— Да уж. — Свекровь отпила кофе и, поставив чашечку на столик, продолжила. — Это мы, южане, не можем позволить себе маяться бездельем, а у них там совсем другие нравы…
— Большое имение требует больших забот, дорогая Элизабет. — Джеймс вальяжно откинулся на спинку кресла. — Поэтому я ожидаю, что с завтрашнего дня ты не будешь залеживаться в постели.
— Простите, это больше не повторится.
Элизабет с перепугу даже сделала книксен, но тут же мысленно упрекнула себя за это. Нечего лебезить перед этой семейкой. Пусть не рассказывают сказочки о заботах и хлопотах. Что-то они не выглядят особо занятыми. В доме полно слуг, так какой смысл вставать ни свет ни заря?
Но перечить она не решилась. В чужой монастырь со своим уставом не лезут.
— Присаживайся. — Свекровь милостиво указала на кресло. — Хочешь кофе?
— Спасибо, не откажусь.
Желудок сводило от голода, но раз уж проспала завтрак — сойдет и кофе. Элизабет вновь ощутила себя в ловушке. Дома она могла вставать, когда пожелает. Отец просыпался очень рано и либо работал в своем кабинете, либо уезжал в контору. По утрам Элизабет редко сидела с ним за одним столом. Обычно ей подавали завтрак в постель.
А теперь она как приживалка в чужом доме, вынужденная подчиняться его правилам. Господи, и почему ей никто раньше не объяснил, что такое семейная жизнь? Тогда бы она не вышла замуж ни за какие шиши.
В гостиную вошла негритянка в синем платье, белоснежном переднике и накрахмаленном тюрбане. Она несла поднос, на котором поблескивал серебряный кофейник и белел фарфор. Эта рабыня прислуживала вчера за ужином. Кажется, ее зовут Сара.
Негритянка подошла к Элизабет и, не поднимая глаз, спросила:
— Желаете сахар и сливки, мэм?
— И то и другое, — кивнула Элизабет и, принимая из рук Сары наполненную чашку, улыбнулась: — Спасибо.
Тут раздался скрипучий голос свекрови:
— Ты не должна ее благодарить, дорогуша. Она выполняет свои обязанности.
Элизабет вскинула голову.
— Да, но, почему бы не проявить немного вежливости?
— Вежливости? — У миссис Фаулер вытянулось лицо. — По отношению к рабам?
— А почему нет? Они ведь тоже люди.
Свекровь будто передернуло от этих слов. Тонкие губы скривились в скорбной усмешке. Она повернулась к Джеймсу, которому, казалось, на все происходящее было глубоко наплевать.