Она вяло откликнулась на стук в дверь. Должно быть, Мария…

К ее удивлению, это был Рикардо. Он нес небольшой серебряный поднос, с которого текли волны аромата. Кофе… Это то, что ей сейчас нужно.

— Надеюсь, не разбудил? Я приготовил тебе завтрак.

— Не разбудил, и зря. Я проспала встречу с синьором Антониони.

— Не волнуйся, я ему позвонил.

— Спасибо.

— А Марию я упросил, чтобы она разрешила принести тебе завтрак. Правда, она уверена, что ты уже полностью одета. Если бы она видела тебя сейчас, у нее случился бы удар.

Джина спохватилась, вспыхнула и прикрыла грудь покрывалом. Рикардо усмехнулся.

— И почему это стыдливость женщины так нравится мужчинам! Ладно, перестань. Мария — это Мария. Она строгих правил, к тому же придерживается довольно старорежимных взглядов. Мы ее побаиваемся и обожаем. Она нас с братом вырастила и содержала этот дом, даже когда… Всегда, в общем.

Джина невольно улыбнулась, услышав о том, что сам Рикардо Хоук боится какой-то женщины. Ее улыбка была очаровательна.

Рикардо не мог оторвать от нее глаз.

Перед ним сидело самое прекрасное существо на свете. Золотые волосы волной рассыпались по точеным плечам, изумрудные глаза сияли, нежно-розовые губы были полуоткрыты, бесподобная грудь вздымалась под ненадежным прикрытием покрывала…

Заметив его взгляд. Джина нервно подтянула покрывало еще выше. Рикардо улыбнулся и поставил ей на колени поднос с завтраком. Внимание Джины привлекла алая роза, покоившаяся на крахмальной салфетке рядом с серебряным кофейником. Она медленно подняла глаза.

Взгляд изумрудных глаз скрестился со взглядом стальных.

Странная, невидимая миру молния. Беззвучный раскат грома.

— Эта роза от меня. Тебе.

— Спасибо… Она прекрасна.

Джина поднесла благоухающее чудо к лицу — и вскрикнула, уколов палец. Рикардо забрал у нее цветок, положил его на ночной столик и медленно поднес тонкий пальчик Джины с алой каплей на кончике к своим губам.

Ее обдало раскаленной волной такого желания, что низ живота свело судорогой, а кости растворились в ее пылающем теле.

Она желала этого мужчину, здесь и сейчас, отныне и навсегда!

— С розами надо поосторожнее.

— Ничего страшного.

— Вот у тепличных нет шипов…

— Я больше люблю садовые, они настоящие…

— А как насчет золота и бриллиантов? Их ты любишь еще больше, чем цветы?

Что-то в его голосе насторожило ее, но Джина не смогла остановиться и попалась на удочку.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь…

— Об очередной кормушке, моя невинная роза, об очередной кормушке для молодой вдовы. Наша невинная дружба…

Холодный душ не произвел бы более отрезвляющего эффекта. Джина резко выдернула у Рикардо свою руку.

— Я уже сказала тебе об этом все, что могла. А теперь, если ты не против, выйди, пожалуйста, чтобы я могла одеться.

— Смотри, это входит у тебя в привычку.

— Что именно?

— Выгонять меня из комнаты.

— Приношу свои извинения, больше этого никогда не повторится. Я оденусь и немедленно уеду.

— Боюсь, не смогу тебе этого позволить.

— Ты не сможешь удерживать меня здесь против моей воли, Рикардо Хоук!

— А я и не собираюсь этого делать. Если ты успокоишься, то поймешь, что я прав. С чисто практической стороны — сейчас самое начало туристического сезона, все отели переполнены и забронированы на несколько недель вперед. Ты просто не найдешь, где поселиться. Кроме того, нельзя допустить распространения слухов.

— Слухов? Каких слухов?

— Новости разлетаются быстро, особенно в нашем кругу. Скажем так, очень многие знатные венецианцы, мои друзья и знакомые, родственники и тому подобные будут крайне удивлены, если особа, унаследовавшая Каза Розале, не поселится в Палаццо деи Кавалли.

Ты можешь называть это снобизмом, можешь даже считать меня заносчивым аристократом — но наша семья принадлежит к одному из древнейших и знатнейших родов Венеции. Мужчины нашей семьи становились дожами, власть в Венеции принадлежала нам…

Если просочатся слухи, что муж Розы Манчини оставил все неизвестной молоденькой девице, которую семья не хочет ни знать, ни даже принимать в доме, начнется скандал, а я не могу этого допустить.

— Отлично, тогда я переезжаю в Каза Розале. Кстати, никто не может запретить мне жить там.