Шрифт:
— Похоже, вы все еще дрожите… Да, дрожит. Только не от страха, а совсем по иной причине.
— Знаете, я всегда считал панацеей от всех бед чашку хорошего крепкого чая.
Он решительно взял Джину под локоть и увлек за собой. Как оказалось, недалеко. Буквально за углом оказалось очень милое кафе с полосатыми зонтиками от солнца, чистенькими столиками и очаровательной кельнершей в хрустящем от крахмала переднике, рядом с белизной которого снега Альп казались грязной тряпкой.
— Посидим здесь? Или хотите зайти внутрь ресторана? У вас такая белая кожа…
— Все в порядке. Я люблю солнце и загорать тоже люблю, так что все нормально.
Он галантно подвинул Джине стул, и они уселись друг напротив друга. Немедленно, по знаку хрустящей кельнерши, возле них возник не менее ослепительный официант.
— Хотите только чаю, прекрасная дама, или закажем местные роскошные эклеры?
— Нет, просто чай, с лимоном, если можно.
Незнакомец повернулся к официанту и сделал заказ на немецком языке. Говорил он бегло, но чувствовалось, что это не родной для него язык. Когда официант ушел. Джина обратилась к своему спасителю.
— Вы, похоже, хорошо знаете Старый город.
— Да, я тут частенько бываю. К вам вернулся румянец, и он вам к лицу. Как себя чувствуете?
— Гораздо лучше.
— Вы здесь по делу или отдыхаете?
— В отпуске.
— Впервые в Шварцвальде?
— Да. Жаль, но только на два дня. Завтра утром уезжаю в Венецию.
Зачем она ему это рассказывала, Джина и сама не знала.
— Дайте угадаю. Вы англичанка?
— Угадали. Я путешествую по Европе на машине.
— Тогда вам предстоят незабываемые дороги.
— Я знаю. Читала в проспектах. Я специально так составила маршрут, чтобы увидеть все самое интересное.
Официант принес поднос. На нем стояли кувшинчик с холодной водой, чайник с кипятком, маленький заварочный чайник, серебряное блюдечко с тонко нарезанным лимоном и серебряными щипчиками, маленькая сахарница и две фарфоровые чашечки на блюдечках, сквозь которые просвечивало солнце.
Джина разлила чай по чашкам и передала одну своему спасителю. Она уже подцепила ломтик лимона и несла его к своей чашке, когда заметила, что незнакомец пристально наблюдает за ней. Это смутило Джину, и она уронила лимон. Брызги чая попали на блузку.
Незнакомец немедленно достал из кармана ослепительно белый носовой платок, смочил его холодной водой из кувшинчика и быстро стер оранжевые капли, не успевшие даже впитаться в ткань блузки.
Это прикосновение было совсем легким и нейтральным, ничего в нем не таилось, но Джина почувствовала, как внутри нее медленно разгорается странное темное пламя. Казалось, все ее нервные окончания среагировали на прикосновение незнакомца, и теперь на щеках Джины расцветал румянец, больше похожий на пожар.
Виновник пожара не замечал этого. Он отодвинулся, склонил голову набок, задумчиво обозрел плоды своих трудов и заметил:
— Почти ничего не видно.
— Спасибо…
— Да что вы, мне было даже приятно! Похоже, он над ней слегка подсмеивался, но Джине было не до этого. Она срочно нуждалась в смене темы и легком, ни к чему не обязывающем, разговоре.
— Вы… вы здесь живете?
— Нет, здесь я бываю только по делам бизнеса. А живу я, кстати, в Венеции.
— О…
Сердце ухнуло куда-то в пропасть. Вот и сменили тему!
— Меня зовут Ричард. Точнее, Рикардо Анжело Хоук. Можете называть меня Рикко.
— Вы итальянец?
— Наполовину. Отец — американец, мать итальянка. А вы, стало быть, англичанка?
— Да. Джина Хьюстон.
Быстрый взгляд на ее обручальное кольцо — и стальные глаза вновь просвечивают насквозь смятенную душу Джины Хьюстон.
— Миссис Джина Хьюстон, как я понимаю?
— Да, то есть нет… В общем, да.
— Это как?
— Я вдова.
Это прозвучало не то слишком громко, не то слишком тоскливо — но в этот момент Джина едва ли не впервые задумалась о своем вдовстве всерьез. Взгляд сероглазого мужчины стал серьезным и чуть встревоженным.
— Вы слишком молоды для того, чтобы быть вдовой.
— Мне двадцать пять лет.
— Когда же умер ваш муж?
— Три года назад.
— И вы до сих пор носите обручальное кольцо?
Да, ношу. Более того, я до сих пор считаю себя замужней женщиной. Считала… до сих пор, в смятении подумала Джина.