Я ощутил, как она вновь напрягается, обнял ее покрепче и добавил:

– Все равно, что там за тайна, знай, что для меня от этого ничего не изменится, я люблю тебя и буду любить всегда.

Наконец сопротивление Ангелины ослабело, и я услышал из ее уст подтверждение тому, о чем уже догадывался, – что она сказала мне неправду и на самом деле вообще не знает, кто ее родители.

– В детдоме мне сказали, что мама от меня отказалась.

– И ты не поинтересовалась, кто она?..

– Я не осмелилась. Я боялась, что…

Она не закончила и снова зарыдала. Я обнял ее крепко-крепко, сказал что-то вроде: «Бедная малышка», – еще раз поклялся, что мое отношение к ней не изменится, но на самом деле почувствовал, что в душу проникает нечто холодное и липкое. Страх Ангелины перед мыслью о том, кем была ее мать, был вряд ли сравним с тем ужасом, который ощутил я. Алкоголичка, возможно, даже наркоманка, наверняка ветреная, очень может быть, что и проститутка, или еще, что похуже, – убийца, например. Об отце вообще не стоило говорить, там можно было ожидать чего угодно. Хотя Ангелина и не росла с ними, это не означало, что наследственные черты однажды в ней не проявятся. И даже, если этого не будет, гены ее родителей могут перейти к нашему ребенку, о котором я уже всерьез задумывался. А что, если родится урод?

Вдруг я понял, почему желание найти жену «без тещи» было заведомо ложным – ведь такой не существует! Каждую кто-то родила. Я вспомнил, как некогда мой однокурсник, еврейский юноша, в шутку порекомендовал мне выбрать жену не по ее данным, а по данным ее матери, потому что «они все в один день становятся похожими на мать». Я совершил философскую ошибку и вынужден был теперь за нее расплачиваться. В том числе и в прямом смысле, денежными купюрами – потому что вынести неопределенность я не мог. Ничего не сказав Ангелине, я на следующий день полистал телефонный справочник и нашел несколько персон, предлагающих услуги частного детектива, выбрал одного, который показался мне более надежным, и позвонил. Я не транжира, но, когда ситуация требует, не скуплюсь. Мне пришлось заплатить немалую сумму, но зато уже через неделю я имел вожделенный ответ, который был мне деликатно передан в закрытом конверте. Я вышел из кафе, где происходила встреча, сел в машину и с нетерпением разорвал конверт.

Это случилось в пятницу, а в воскресенье я посадил Ангелину в машину, чтобы наконец и Виктору с Кристой показать свою избранницу. Мы провели вчетвером прекрасный день. Мои друзья отнеслись к Ангелине с величайшей предупредительностью, и я увидел, что и она сама словно оттаивает, обретает уверенность; она даже рассмеялась несколько раз от всего сердца, весело, беззаботно.

Сам я смотрел на все это немного как бы со стороны, потому что искал ответ на несколько важнейших вопросов. Во-первых, меня, конечно, интересовало, сможет ли мать узнать ребенка, которого она не видела с рождения, как бы «голосом крови»? Нет, ни одного намека на это я не заметил. Второй вопрос, который меня мучил, был еще сложнее: можно ли жить и быть счастливой, когда ты знаешь, что оставила на волю судьбы рожденную по девичьей глупости дочь? Кроме разве этой детали, я все же мог быть довольно спокойным относительно нашего будущего ребенка – особо скверных генов от Кристы ждать не приходилось.

Эту историю рассказал мне доктор Х., психиатр.

«Несколько лет назад к нам привезли пациента, сделавшего попытку самоубийства. Обычно подобные люди не имеют психических расстройств, скорее, их характеризует отсутствие воли – они не в силах участвовать в борьбе за существование и таким экстраординарным поступком хотят привлечь к себе внимание, надеясь на то, что кто-нибудь поможет и позаботится о них. Однако на этот раз это был совершенно другой тип личности. Начнем с того, что его никак нельзя было называть „сдавшимся“ жизни. По обычным меркам, это был весьма преуспевающий человек, по профессии судья, и притом судья известный, чье имя слышал и я. Он был женат, его дочери недавно исполнилось восемнадцать, финансовые проблемы у семьи отсутствовали – у судей высокая зарплата, – дурные привычки тоже. Он не пил, не курил, не увлекался азартными играми. Иногда пытаются покончить с собой безнадежно больные – нет, и со здоровьем у него все было в порядке, разве что некоторые возрастные недуги, как, например, высокое давление; но это ведь не причина, чтобы вскрывать себе вены! Нашлась одна-единственная зацепка – некоторое время назад он был свидетелем гибели человека. Некий молодой человек в нетрезвом состоянии упал с лестницы в подъезде его дома и разбился насмерть. Труп нашел судья, он услышал шум на лестнице и вышел. Мог ли он быть причастен к этой трагедии? А вдруг он знал погибшего? От судьи мне объяснения услышать не довелось, он упрямо молчал, но его жена объяснила, что я ошибаюсь, муж видел юношу впервые в жизни.

Наладить контакт с судьей не удавалось долго. Обычно мы довольно быстро отправляем самоубийц домой, ждем лишь, пока психологическое состояние стабилизируется, опасности для общества они ведь не представляют – только для себя; но на этот раз я медлил с выпиской – хотел разобраться, что мучает этого человека.

Прошло недели две, прежде чем судья впервые посмотрел на меня – до этого он, уставившись в пол, машинально отвечал на мои вопросы, в основном „да“ и „нет“.

– Вы не хотите меня отпустить? – спросил он.

– Хочу, но не могу, пока не убежусь, что вы не повторите свою попытку.

Он некоторое время молча глядел на меня и затем произнес:

– Этого я вам обещать не могу.

И снова замкнулся.

И все же мне показалось, что с этого момента в нем начался некий незримый процесс: раньше меня для него как будто не существовало, теперь он стал следить за мной – и я вынужден признать, что почувствовал себя под его взглядом жутковато: ведь все мы люди, все совершаем ошибки, нарушаем закон – я тоже нарушал, уклонялся от уплаты налогов; он же был как-никак представителем закона.

Важнейшее качество человека – это умение задавать себе вопросы; вспомнив об этом, я спросил себя: почему он меня изучает? Ответ мог быть только один: он прикидывает, рассказать ли мне о том, что у него на душе, или нет.

– Предлагаю вам сделку, – сказал он мне однажды. – Вижу, вы – человек мыслящий. Я расскажу вам одну историю. Можете ею пользоваться в своей практике, можете даже написать на эту тему научную статью. Но вы ни в коем случае не должны связывать ее с моей личностью.

– Есть такая штука, как врачебная тайна.