Шрифт:
– Этого мне недостаточно.
– Вы имеете в виду, что мне нельзя будет эту историю записать в ваш анамнез?
– Именно.
Я поколебался – но любопытство оказалось сильнее общепринятых правил.
– Обещаю.
Он помолчал, наверно, размышлял, с чего начать, и, решившись, заговорил:
– В молодости я охотно прожигал жизнь, но после окончания университета остепенился. Работа увлекла меня, на глупости не оставалось времени. Скоро я женился, мою жену вы видели, это интеллигентная, разумная женщина. Я был с ней счастлив двадцать лет. Возможно, именно благодаря ее хорошей интуиции я не слишком крепко связал себя с предыдущей властью, посему моя карьера после развала СССР пошла в гору – таких, как я, в нашей системе было немного, большинство себя хоть чем-то, да запачкали. Если вкратце, то все могло бы быть замечательно, но, как вы, возможно, знаете, хотя бы теоретически, ибо вы еще молоды, – однажды у всех мужчин наступает возраст, когда они становятся словно безумными. Наверняка здесь задействованы какие-то физиологические процессы, которые еще не распознали или распознали, но не нашли подходящего средства для борьбы с ними. Со мной случилось нечто подобное.
Он выдержал короткую паузу, словно вспоминая нечто, и это „нечто“, должно быть, вызвало приятные ощущения, так как на его устах на мгновение появилась печальная улыбка.
– В наш суд поступила на работу практикантка, весьма смышленая девушка. Не буду вам ее описывать, потому что это не имеет значения – важно лишь то, что она была молода. Иногда мне кажется, что на ее месте могла быть любая девушка, иногда я в этом сомневаюсь. В любом случае я потерял голову. Скорее всего, этого не произошло бы, если бы она стала чинить мне препятствия, но она тоже обезумела, чего я не мог понять тогда и не могу сейчас.
– Ничего удивительного в этом нет, есть тип молодых женщин, которым нравятся мужчины заметно старше их, – вставил я, чтобы его подбодрить.
Он бросил на меня взгляд, полный такого презрения, что я, кажется, даже покраснел.
– Роксана – назовем ее так – жила в съемной квартире вместе с подругой. Родом она была из Южной Эстонии, мать вырастила ее и ее брата-близнеца одна, отца она никогда не видела, это был некий латыш. Вы знаете, зарплата судьи высокая, даже очень высокая, на фоне нашей всеобщей бедности, так что мне не составило труда снять для нее маленькую квартирку в центре, недалеко от здания суда. Жене я, разумеется, ничего не говорил, возможно, она догадывалась, что у меня кто-то есть, но, как я сказал, она – умная женщина, и она промолчала, даже не подала виду, что что-то не так. Дочь мы как раз послали учиться в Англию, в Кембридж, это важная деталь, потому что она – девушка проницательная, и, если бы была дома, мне трудно было бы провернуть эту аферу. Естественно, как все мужчины в такой ситуации, я тоже не думал о далеком будущем, максимум – смотрел вперед на две-три недели. Тем не менее безумие было настолько сильное, что я вполне мог в один прекрасный день упаковать чемоданы и перебраться к ней – но раньше случилось нечто ужасное.
Он выдержал еще одну паузу, и я заметил, что его лоб покрылся испариной. Было видно, что ему приходится прилагать огромные моральные усилия, чтобы продолжить, мне даже показалось, что он вот-вот замолкнет и не скажет больше ни слова; но, наверно, это была натура, которая не может остановиться на полпути, так что он снова открыл рот:
– Однажды Роксана поехала на уик-энд в деревню, навестить маму, и вернулась сильно взволнованная. Подруга, с которой она прежде делила квартиру, была родом из того же поселка на юге Эстонии, и она разболтала, что у Роксаны старик-любовник. Слух дошел до матери Роксаны, и она устроила ей форменный допрос – кто этот «старик», какие у него планы и так далее. Под нажимом Роксана во всем призналась, скрыв лишь мое имя – дескать, старший, опытный коллега. Мать потребовала, чтобы она немедленно порвала со мной. Вы знаете, в деревне сохранились нормы морали, которые у нас, в городе, давно исчезли. Роксана, припертая к стенке, обещала матери, что даст мне волчий паспорт, но мать, наверно, не поверила, потому что посвятила в историю брата Роксаны, который работал в Хельсинки водителем. Тот позвонил Роксане и пригрозил неприятностями – неприятностями, естественно, для меня.
Я успокоил Роксану, насколько мог, но, разумеется, был и сам встревожен. Я был достаточно опытен, чтобы знать – ни одна любовная история не касается только данной пары, она задевает еще множество других людей: родственников, друзей, знакомых. Почему-то я до этого момента думал только о тех конфликтах, которые могли возникнуть в моей семье, а совсем не о том, что и у Роксаны есть близкие, и им наши отношения тоже могут не понравиться.
Несколько дней меня не покидало дурное предчувствие, но ничего не произошло, и я успокоился. На всякий случай мы с Роксаной избегали новых встреч, но через несколько дней я не выдержал и снова пошел к ней. На обратной дороге мне показалось, что кто-то за мной следит, но я отогнал это подозрение. Зайдя домой, я только успел переодеться и отправился мыть руки, как раздался звонок. Что-то подтолкнуло меня заторопиться в прихожую, чтобы опередить жену. Открыв дверь, я увидел в подъезде агрессивно настроенного молодого человека и сразу понял, что это – брат Роксаны. Я не хотел, чтобы жена слышала наш разговор, вышел из квартиры и прикрыл дверь. Юноша был под хмельком, наверно, выпил до прихода „для храбрости“. Он начал, безо всякого почтения к моему возрасту, раздраженно выпытывать, чего я хочу от его сестры, серьезные ли у меня намерения, или я всего лишь забавляюсь с ней. Он даже говорил мне „ты“, что меня раздражало, но я заставил себя сохранять хладнокровие, так как знал, что в Финляндии так принято. Я не стал ничего отрицать, вместо этого попытался его успокоить, объяснил, что Роксана мне дорога, но я еще не решил окончательно, как поступить, потому что у меня семья. Может, я повел себя неправильно, может, следовало быть с ним строже, но он все же был братом моей любимой, и я не хотел с ним ссориться. Увы, как всегда, доброжелательность привела к обратному результату, он принял это за слабость и повысил голос, кроме того, сделал шаг по направлению ко мне и угрожающе поднял руку. Тут это и случилось – я хотел только слегка его оттолкнуть, но то ли не рассчитал силу толчка, то ли он неуверенно держался на ногах, в любом случае он попятился, споткнулся и упал с лестницы.
Я последовал за ним – он безжизненно лежал на полу, ударившись затылком о чугунную батарею.
Далее я потерял голову. Я вернулся в квартиру и признался жене, что я только что убил брата своей любовницы. Она, я уже говорил – умная женщина, и я смог в этом в очередной раз убедиться. Не сделав мне ни малейшего упрека, она немедленно сосредоточилась на решении проблемы.
– Ты ударил его? – спросила она.
– Нет, только оттолкнул.
Она подумала.
– Это необязательно говорить полиции.
– А что мне сказать, если они спросят, знаю ли я его?
– Говори правду, все равно выяснят. Но попроси сохранить в тайне. Это твоя частная жизнь, она никого не касается.
Человек – существо слабое, трусливое; я поддался уговорам жены. Она еще порекомендовала, чтобы я положил в карман трупа пятьсот крон и сказал, что юноша приходил ко мне просить денег в долг, что исключило бы мотив убийства, но этого я делать не стал – я все-таки юрист и знаю, что означает подделка улик. Вызвав полицию, я объяснил, что, да, между нами произошла небольшая ссора, но в итоге мы мирно разошлись, я вернулся в квартиру, и тут услышал в подъезде сильный шум, вышел снова и обнаружил его там, этажом ниже, на полу. Никто в моих словах сомневаться не стал – все меня знают, мой авторитет в юридическом сообществе достаточно высок. Даже Роксана поверила. Сразу после того, как полиция удалилась, я поехал к ней. Жене я обещал, что это будет наша последняя или, вернее, предпоследняя встреча.
– Мне надо взять на себя похороны, – сказал я ей.
– Это неизбежно?
– Да, я чувствую, что это – мой долг.
Она подумала.
– Может, ты и прав. Если будешь избегать похорон, то этим как будто признаешь себя косвенно виновным.
Так и случилось, что с матерью Роксаны я познакомился в крематории. Я поздоровался с ней, выразил соболезнование, но сразу заметил, что она не слушает, а потрясенно смотрит на меня.
– Роксана, оставь нас на минутку вдвоем, – сказала она.