— Стой! Да стой же ты, зараза, кому говорят!

Под капотом полуторки что-то заскрежетало, она дернулась, подпрыгнула на очередном ухабе и медленно остановилась. Скрипнула дверь и из кабины высунулся чумазый шофер.

— Что случилось, товарищ лейтенант?

— Ничего, — проворчал экспат. — Я дальше пешком пойду.

— Так темнеет уже, — изумленно вытаращил на него глаза боец. — Опасно в одиночку-то. А вдруг на немецких диверсантов напоретесь?

— Не твоя забота, — рассердился Дивин. — Нашел, чем пугать. Уж лучше собственной башкой рискнуть, чем сидеть и ждать, что, того и гляди, язык себе откусишь или кости переломаешь в твоей колымаге. Ездун, твою за ногу!

Лейтенант закинул на плечо вещмешок, взял чемоданчик и ловко спрыгнул на землю. Шофер что-то виновато промямлил, но Григорий лишь отмахнулся от него: проваливай! Полуторка покатила дальше, обдав экспата на прощанье пылью и вонючим выхлопом.

— Вот мерзавец! — чертыхнулся Дивин, отплевываясь и протирая глаза носовым платком. — Даже напоследок умудрился подгадить! Погоди у меня, доберусь до полка, найду и точно морду начищу, чтоб впредь неповадно было!

Он огляделся. Разбитая машинами дорога уходила, петляя, вдоль огромного луга вдаль, терялась в лесу. Где-то там прятался аэродром родного полка. Григорий задрал голову. Серое раскаленное солнце уже почти завершило свой вековечный вираж по небосводу от восхода до заката и вот-вот должно было скрыться из виду. Лейтенант прислушался. Артиллерийская канонада? Так близко? Но уже через мгновение он облегченно улыбнулся. Гроза собирается, видать, гром гремит, скоро будет дождь. А по звуку на работу нескольких батарей крупного калибра похоже.

Григорий усмехнулся, поправил сползшую с плеча лямку и зашагал вперед. Не хватало еще заявиться в полк словно мокрая курица. Хорош же он будет — со Звездой, но жалкий и промокший до нитки. Может быть не стоило вылезать из машины, мелькнула трусливая мыслишка. Но нет, ну его к черту, этого гонщика, решительно прогнал ее Дивин. Если бы имелась возможность пересесть в кабину, то еще куда ни шло, перетерпел бы, но туда еще у штаба армии влез незнакомый толстый майор — такого и танком не выдернешь. Ладно, будем надеяться, что успею до того, как хлынет дождь.

Дивин вдруг увидел в небе над лесом несколько точек. Наши или немцы? Пригляделся к самолетам внимательно, немного усилив восприятие. Четверка «илов» в сопровождении пары «яков». Порядок, свои. Идут ровно, как на параде, что, на самом деле не очень хорошо — так от залетного «месса» хрен увернешься. Ни скорости, ни маневра. Мало били их что ли? Черт, даже с его зрением на таком расстоянии номеров не разглядеть, а то можно было бы прочистить кое-кому мозги. Одна надежда, что фрицы сейчас готовятся к наступлению и сосредотачивают силы под Курском, а потому не слишком активны на их участке фронта.

Экспат вспомнил, как возвращался в полк из Москвы. Вообще, пилоты обычно не очень любят летать в качестве пассажиров. Им постоянно время мерещится, будто за штурвалом сидит какой-то неумеха, который все, абсолютно все делает неправильно. Не так взлетает, не так пробивает облака, не так совершает маневры. Но в этот раз пассажиры Ли-2 были заняты и не обращали особого внимания на действия экипажа транспортника.

Фронтовики бесцеремонно набросали посреди салона самолетные чехлы и развалились на них вповалку, бок о бок. Робкие попытки второго пилота прервали совершенно по-русски, просто послав его по известному адресу далеко и надолго. Спорить с летчиками, которые все, как один, щеголяли новенькими Звездами Героев, тот не решился. Грубо? Может быть. Но вырвавшиеся ненадолго в тыл офицеры два последних дня изрядно погудели и им сейчас было не до вежливости. Они просто-напросто отсыпались, чтобы не предстать перед глазами командующего воздушной армией совсем уж в непотребном виде.

Помимо них в полумраке дребезжащего заклепками фюзеляжа обреталось еще несколько командиров, но знакомиться с ними пилоты не стали. Летят себе и летят, ну их к лешему. Какой-то нескладный очкастый майор в нелепо сидящей на нем форме попытался было затеять разговор с Григорием, но экспат равнодушно отвернулся от него, сделав вид, будто не услышал, устроился поудобнее, подложив под голову изрядно похудевший после посещения родителей Пономаренко «сидор», закрыл глаза и мгновенно отключился.

Товарищи растолкали его после приземления.

— «Горбатый», подымайся! — потряс его за плечо старлей-москвич. — Здоров ты, брат, ухо давить, аж завидки берут. Сели мы. Приводи себя в порядок, там нас Худяков уже ждет.

— Который час? — Дивин потер лицо и сладко зевнул. — Черт, такое ощущение, будто глаза всего минуту назад закрыл. Спать охота, сил нет.

— Возьми флягу мою, — предложил другой летчик. — Там вода, умойся.

— О, спасибо, друг, выручил! — искренне поблагодарил его экспат.

— В небе сочтемся, — тихо рассмеялся тот.

Но даже после того, как ополоснул физиономию, бодрости не прибавилось. Бессонная ночь и большая часть утра, проведенная в обществе Махрова, вымотали Григория. В голове до сих пор теснилось множество цифр, схем, карт, чертежей, фотографий и сцен из просмотренных видеозаписей. Даже для тренированной памяти это оказалось достаточно тяжким испытанием.

Вот и стоя перед Худяковым, экспат вдруг поймал себя на том, что хочет предупредить командующего, чтобы тот ни в коем случае не брал с собой на фронт после Курской дуги сына-подростка, потому что иначе паренек погибнет во время бомбежки. И лишь в последний момент сдержался. Да, нелегкая, оказывается, ноша у тех, кто знает будущее. Получается, до того момента, как согласился узнать побольше, жить-то было на порядок проще. Прежде всего в плане моральном.