— Они как ведут себя? Нарушают порядок, матерятся, может пьяные есть? — c надеждой спросил Комлев.

— Нет, всё хорошо, спокойно стоят, да там и спортсмены есть, чего бы им пьяными быть? — не разобрался с тем, как надо правильно ответить, капитан.

— Там человек триста! — вернулась в кабинет ушедшая смотреть в окно на другой стороне здания Марина.

— Анатолий, а зачем вы это организовали? Это демарш какой? Запугать нас хотите? — спросил завотделом рабочей молодёжи.

— Если вас заведующего отделом рабочей молодёжи может эта самая работающая молодёжь запугать, может, вы не подходите для этой должности? — ехидно спросил я.

— Это ещё разобраться надо, что там за молодёжь, — храбро сказал Михаил и отправился смотреть в другой кабинет на сборище.

«Откуда триста-то? Я ожидал десяток-другой», — недоумевал я.

— Так, что, голосуем за моё предложение? — постарался вернуться в тему обсуждения я.

— Товарищ Комлев, — в кабинет заглянуло ещё одно действующее лицо — массивная женщина лет сорока. — Хорошо, что я вас застала, вас из ЦК ВЛКСМ ждут у телефона!

Комлев метнулся из кабинета.

— Так что делать с собравшимися? — спросил капитан, нам граждане звонят по «ноль два», мол, что у вас там за собрание?

— Переходим в актовый зал, — вернулся в кабинет отважный Михаил. — Там действительно рабочая молодёжь.

— Михаил Олегович! — возмутилась очкастая модница.

— Там секретарь комитета комсомола с «Красмаша» и секретарь комитета комсомола с «Сибтяжмаша»! Как я их не пущу? — огрызнулся Олегович.

Минут пятнадцать заняло переселение в актовый зал, мы-то переместились быстро, а вот вновь прибывшие комсомольцы постепенно заполняли ряды. Организовали президиум. Что уже приятно — я там был, а Борис и Марина сидели в зале. Народу, может, и не триста человек было, но прилично, и под сотню из них в форме. Им было всё интересно, они озирались, переговаривались, смеялись, а комсомольские товарищи в президиуме явно не знали, как реагировать на всё это.

— Итак, отвечу по пунктам, — встал я и начал рассказывать про проспект, мемориал, а потом и про конкурс «Комсомольская красавица».

Закончив, попросил задавать вопросы, потом дал слово тем из зала у кого, что было сказать в дополнение. Минут через сорок этого неорганизованного бардака, в зале появился Комлев. Вид у него был просветлённый. Он знал истину!

— Товарищи комсомольцы! — взял слово завотделом. — С гордостью могу сказать, что наш город стал пионером в ряде новых предложений по работе с молодёжью и по освещению нашего участия в дружественной помощи братскому народу Афганистана. На открытие мемориала, а может и на праздник города, посвящённый комсомолу, прибудет кто-нибудь из ЦК ВЛКСМ, а может и выше!

Бурные аплодисменты. Наверняка уже Сергей Павлович слышал или читал в газетах про них, а тут они прозвучали в его адрес. Это было монументально! Лица в президиуме тоже выражали умеренный энтузиазм. Хлопали, конечно, нежнее и с недоумением — а «с какого перепуга в Москве про это знают?».

Они не знали, а знал я, вернее догадывался. Светкиных рук дело! Сиськи бы ей побольше… Гм.

Комлев, как опытный аппаратчик, провел формально все решения минут за двадцать, а мог бы и быстрее, если бы комсомольцы в зале не выражали своё полное согласие с поддержкой ЦК ВЛКСМ зачастую излишне громко и в нелитературной форме. Сопротивление и фронда были раздавлена начисто! Против ЦК плевать?

— Толя, ты уж прости, что так всё закрутилось, дело новое, кто же знал, — фамильярно обратился ко мне Сергей Павлович.

— Серега, — в ответ обнял я завотделом стальной лапой за плечи. — Что ты за этих недорослей топишь? Тебе из крайкома и горкома КПСС уже сигнал был, чего ты лезешь в драку со мной?

Маститый комсомольский работник заиндевел лицом, подвигал желваками, и лопнул как шарик.

— У Марины мама — главный бухгалтер у нас, — признался он.

— И ты против Капелько и Шенина попёр из-за этого?

— Хотел помочь, но инициатор не я, а Олешко Миша, у него с этой Мариной шашни. Давай перевернём страницу?

— Ну не знаю, просто я уже такие связи поднял, — вру я. — Думай, как свою вину загладить.

— А ты ведь, Толя, из деревни? — прищурился Комлев.

— Есть такое, — с интересом киваю головой.

— Есть место освобожденного инструктора в отделе сельского хозяйства. К зиме будешь там на должности.

— Подумаю, посоветуюсь с товарищами, — деловито сказал я.

Вот нифига я сейчас не понимаю, он мне вообще нужен этот комсомол? Сбегу из страны в Данию, где будет проходить чемпионат, мне уже будет восемнадцать. Если с деньгами Ян не кинет. Хотя бабуля… Нет, я её огорчать не хочу. Чёрт с ним, побарахтаюсь до девяностых, а там границы сами откроются. Или мутить дальше со Светкой и подобраться к меченому? Ерунда в голову лезет.

Собрание закончилось примерно в полдевятого, но ещё час я беседовал с простыми рабочими парнями, в основном, «афганцами». Они, по большому счету, дети ещё. С амбициями, обидами, обострённым чувством справедливости и наивными надеждами. Жалко их, таких молодых и целеустремленных …

Доехали на последнем сорок втором автобусе до универа, там минут десять шли пешком вниз по лесу. В общаге Бейбут в четвертый раз рассказывал Ирке, как он выиграл финал, ожесточенно размахивая при этом руками. Несмотря на поздний вечер, иду позвонить Светке, опять мужской голос, и … облом.